Покушение

Сенде Елена

«Это единственное, что тебя интересует, да?»

— Что ты сказал Арому? Почему он отказывается помочь мне? — закричала она.

Прижав телефон к правому уху, она зажала левое рукой. Бенуа и не собирался ничего отрицать.

— Он шарлатан! А я не хочу, чтобы шарлатан вмешивался в твои дела. Я предупредил, что помешаю опубликовать его последние материалы в журнале «Неврология», если он согласится встретиться с тобой!

Сириль застонала.

— Ты осмелился сделать это?

— Ты вынудила меня! — отрезал ее муж.

Голос Сириль дрожал от гнева.

— Но ведь ты сам толкнул меня на это. Если бы ты перестал мне врать, я, возможно, смогла бы тебе доверять!

— Что

ты такое говоришь? — возмутился Бенуа.

— Дело 4РП14! Тебе это ни о чем не говорит, а?

В трубке — лишь тишина.

— Что?

— Ты прекрасно меня слышал.

— Сириль, я считаю своим долгом сообщить тебе, что ты бредишь. Ты говоришь совершенно несуразные вещи. Я волнуюсь за тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты вернулась в Париж. Я боюсь, как бы ты не наделала глупостей.

Сириль остановилась на перекрестке — горел красный свет светофора. Она шмыгала носом. Загорелся зеленый. Можно переходить.

— То есть ты считаешь, что я не в состоянии определить, что для меня хорошо, а что нет, так?

— Послушай, дорогая. Если ты увидишь, как кто-то пытается утопиться, что ты будешь делать: бросишь спасательный круг или предоставишь ему самому решать, что для него лучше, а? Особенно после твоего приступа, тогда, ночью…

Сириль зажмурилась от ярости.

— Какая подлость…

В ее глазах, скрытых солнцезащитными очками, заблестели слезы. С самого начала ее неприятностей Бенуа ни разу не произнес справедливых слов. Он только унижал ее и относился к ней, как к больной. С нее достаточно!

— Послушай, Бенуа, я вернусь, но не сейчас. Мне еще нужно решить здесь некоторые вопросы. А когда я вернусь, то буду делать то, что захочу! Я пойду на консультацию к тому, к кому сама захочу. И если я решу лечь в больницу, то это будет по моей воле. Ты больше не правишь балом. Кончено. И еще кое-что: однажды я все-таки узнаю правду.

— Что кончено? — неожиданно взволнованным голосом спросил ее муж.

— Наш способ совместной жизни, при котором ты являешься учителем, а я — твоей ученицей. Вот это кончено. А дальше будет видно.

— Что будет видно?

— Будет видно, и точка.

И она отключилась.

Сириль глотала слезы, сердце щемило у нее в груди. Она чувствовала себя ужасно одинокой, как будто стояла на краю пропасти. Ее брак разваливался. Кроме того, что Бенуа лгал ей, он еще и был эгоцентричным и бесчувственным, заботящимся лишь о собственном благополучии. Пока жена поднималась вверх, строила карьеру, все было хорошо. Но как только она оступилась, он отказался понимать ее и лишь навязывал свои решения.

Что же касается самой Сириль, то она с самого начала была под его влиянием. Из-за разницы в возрасте, а также уровня их социального, культурного и научного развития, она всегда считала Бенуа своего рода наставником, полагая, что он во всем превосходит ее. Она все время была при нем, как будто заранее оплатила право находиться рядом с ним. Она была такой же подневольной, как и Ким, секретарь Арома.

Ей нужно было поесть. Остановившись перед передвижным ларьком, из которого доносились ароматы пряностей, она выбрала миску риса с соусом и пикантной свининой, а заодно бутылку воды, которую положила в сумку. В другом ларьке она купила сигареты и зажигалку. Впервые за… пятнадцать лет. Лениво идя по улице, она ела при помощи палочек. Аппетита не было, но Сириль чувствовала необходимость проглотить что-то. Во рту у нее горело, и она сделала глоток воды. Выбросив остатки риса в урну, она вытерла рот салфеткой и направилась в сторону города-спрута. Она шла, не глядя по сторонам, полностью погрузившись в свои мысли. На нее навалилось столько забот, и она вынуждена

была признаться, что не в состоянии справиться с ними. Старый профессор, подаривший ей надежду, был больным и напуганным — под угрозой оказались его репутация и карьера. Что же касается Бенуа… Действительно ли он лгал ей? Она по-прежнему не получила ответа от Маньена. С одной стороны, она хотела узнать правду о причастности ее мужа к этому делу, с другой — боялась этой правды.

Она долго шла в направлении реки, обдумывая сотни вопросов, но один из них все-таки вытеснил остальные и прочно засел у нее в голове.

«Как Аром лечил детей, страдающих амнезией?»

Сириль понимала, что не сможет продвинуться в решении своей проблемы ни на шаг, пока не получит на него ответ. В конце концов она остановилась, решительно достала свой айфон — неважно, сколько это будет стоить, — и подключилась к местной сети. На экране долгое время светились песочные часы, но ничего не происходило. Наконец она все же получила доступ к поисковой программе и сделала запрос. После долгих минут ожидания высветился ответ. Сириль попросила план Бангкока и указала путь. ОК. Отключившись, она отправила свой многофункциональный телефон обратно в сумку и, остановив трехколесную повозку, с помощью нескольких слов и множества жестов объяснила, куда хочет попасть.

Четверть часа спустя Сириль была уже на набережной реки Чао Прайя с ее темными и шумными водами. Заплатив семьдесят бат, она поднялась на катер, длинное суденышко с заостренным носом и навесом в виде пагоды, и села на одну из скамеечек позади многочисленных туристов и местных жителей. Моряк с босыми ногами, в джинсах и желтой рубашке запустил мотор, и они отправились в путь. Поток воды пересекал мегаполис с востока на запад, проникая в самое сердце города через сеть каналов, из-за чего последний чем-то напоминал Венецию. Освежающий ветер развевал платье и волосы Сириль. На какое-то время она закрыла глаза. Катер поднялся вверх по реке мимо искусно сделанных деревянных лодок желтого и пурпурного цветов, покачивавшихся на водной зыби. На южном берегу выстроились нищие лачуги на сваях. Между крышами, сделанными из кусков самых разных материалов, было развешано белье. Кое-где играли дети. Канализация сбрасывала свои грязные воды в реку.

Чуть дальше, вдоль узкого канала, проходила стирка. При виде густой пены, еще больше загрязнявшей Чао Прайя, Сириль поморщилась. Потом показался храм Авроры, Ват Арун, с восьмидесятишестиметровой пагодой, украшенной керамической плиткой и фарфором. Ее охраняли фигуры священных танцовщиц, вырезанные у подножия.

Катер подошел к причалу. Сириль встала и вместе с туристами ступила на набережную. Поднявшись к храму, она повернула от реки налево и, миновав два дома, оказалась перед зданием, резко контрастировавшим с нищетой районов, мимо которых они только что проплывали. Это было прекрасное бамбуковое здание на массивных сваях с верандой, на которой росли розовые цветы в горшках. На ветру развевался логотип Группы волонтеров по вопросам развития детей — поднятый вверх большой палец руки на белом фоне.

36

Париж, 18 часов

Они переставили лампу с абажуром на низкий столик в гостиной, чтобы лучше осветить десятки бумаг и книг, разбросанных по комнате. Нино сидел на ковре, положив локти на стол и подперев голову руками, и в сотый раз пытался разобраться в распечатанных медицинских данных, но все было напрасно.

Не выдержав, он воскликнул:

— Черт! Я не исследователь и даже не врач и ни черта в этом не понимаю!