Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина

Зенькович Николай Александрович

За участие в антиправительственной деятельности его исключили из керченской гимназии. Чтобы продолжить образование сына, отец переехал в Ялту. Но и там юный бунтарь долго не продержался — его снова отчислили. Пришлось устраиваться на работу в порт. Экзамены за гимназию сдал экстерном и даже поступил в Петербургский университет.

В 1907 году девятнадцатилетний столичный студент, вовремя предупрежденный ялтинскими друзьями, спешно бежал за границу. В России ему грозили военный суд и смертная казнь — сыщикам стало известно, что Пинхус Войков принимал участие в теракте, в результате которого

был убит ялтинский полицмейстер.

Так не доучившийся студент, переквалифицировавшийся в боевика, оказался в Швейцарии.

В Женеве он познакомился с Лениным. Об этом человеке Войков вспомнит в марте семнадцатого, когда эмигранты-большевики узнают о революции в России и станут спешно собираться на родину. В знаменитом пломбированном вагоне, в котором Ленин прибыл на Финляндский вокзал Петрограда, был и Войков.

Ильич взял его с собой не потому, что Войков входил в его ближайшее окружение. Наоборот, укрывавшийся в Швейцарии от российского правосудия молодой боевик не разделял идейные воззрения Ленина и, по сути, находился в стане его противников — меньшевиков.

Может, Войков выделялся какими-то особыми талантами — ораторскими, теоретическими, организаторскими? И здесь тоже приходится применять отрицание — нет. По свидетельству того же Григория Бесед овского, в Женеве Войков политической деятельностью занимался «слегка». И она, эта деятельность, состояла преимущественно в распорядительских функциях на благотворительных балах и в любительских выступлениях на благотворительных спектаклях.

Чем же он занимался в эмиграции? На естественном факультете университета, куда он поступил, изучал химию. Это пригодится ему потом, в России, при выполнении одной весьма сомнительной акции, о которой с гневом и возмущением говорят до сих пор.

Возникает закономерный вопрос: на какие же средства он учился и вообще существовал за границей? Русский боевик удачно женился на своей сокурснице. Ее отец был крупным варшавским купцом и присылал дочери ежемесячно около тысячи франков. На эти деньги Войковы жили вполне безбедно.

Как известно из исторической литературы, не все русские эмигранты, проживавшие тогда в Швейцарии, поддержали план Ленина о возвращении на родину. Было немало и таких, кто открыто осуждал Ленина за эту затею. Войков, как видим, в их число не входил.

О том, что он не был единомышленником Ленина, говорит и тот факт, что по возвращении в Россию Войков по-прежнему пребывал в рядах меньшевиков. Более того, он даже некоторое время работал в министерстве труда Временного правительства — того самого правительства министров-капиталистов, к свержению которого призывал Ленин.

В качестве эмиссара этого правительства летом 1917 года Войков прибыл в Екатеринбург. Здесь с ним произошла непонятная метаморфоза — в августе он перешел на сторону большевиков. В октябрьские дни он уже был членом Екатеринбургского военно-революционного комитета.

После прихода большевиков к власти Войков становится комиссаром продовольствия Уральской области и членом областного исполнительного комитета.

В конце 1918 года его повысили в должности — перевели в Москву и назначили членом коллегии Наркомата продовольствия. Затем он работал в Центросоюзе,

в правлении треста «Центролес». Последняя должность перед переходом на дипломатическую работу — член коллегии Наркомата внешней торговли.

По данным все того же Григория Беседовского, из Внешторга Войков был изгнан с громким скандалом, со строгим партийным выговором. Наказан он был за систематическое разворовывание ценных мехов, которые раздаривал своим бесчисленным приятельницам.

Благодаря связям в кремлевских кругах Войков всплыл на дипломатическом поприще. В октябре 1921 года его назначили главой делегации РСФСР и УССР в смешанной советско-польской комиссии по передаче Польше культурных ценностей, эвакуированных в годы первой мировой войны в Россию.

В октябре 1924 года его неожиданно назначили советским посланником в Варшаву.

Польша в те годы занимала особое положение в ряду стран, с которыми граничил Советский Союз. Кремлевское руководство внимательно наблюдало за событиями в Германии, в которой нарастало революционное движение. Из Москвы в Берлин и обратно постоянно курсировали эмиссары Коминтерна. Следовали они через Варшаву.

Сегодня известно, что были намечены даже члены правительства советской Германии. Ядром немецкого Совнаркома должны были стать Пятаков и Ларин — по хозяйственной линии, Уншлихт, Берзин и Тухачевский — по военной. Ягода и Петере — по линии ГПУ. Подбирались кадры партийных работников, владевших хотя бы немного немецким языком, для переброски в Германию.

Посланником в Польше до назначения Войкова был Леонид Оболенский — из рода знаменитых русских кйязей. Прекрасное образование, европейские языки, светские манеры… Ему протежировал секретарь ЦК РКП(б) Крестинский, которому Оболенский до революции оказывал ряд мелких услуг.

И вот Оболенского сняли, а вместо него назначили новичка-дилетанта. Крестинскому, который пытался вступиться за своего протеже, популярно объяснили: ситуация в Польше такова, что необходимость в посланниках-чистюлях, подобных Оболенскому, отпала, и требуются люди, имеющие опыт боевой оперативной работы. Одной из причин снятия Оболенского было то, что он мягкотело согласился с требованием польских властей о немедленном выезде из Варшавы шестерых работников ГПУ и Разведупра, действовавших под крышей советского посольства. Мол, обстановка, наоборот, требует усиления присутствия этих «посторонних ведомств». А посол должен умело руководить ими.

Аристократ Оболенский с его старорежимными представлениями о дипломатическом этикете явно не годился для той роли, которую отводила ему Москва. Например, в Варшаве русские офицеры-эмигранты избили сотрудника советского посольства Кравченко, по совместительству работника ГПУ. В ответ Москва принимает решение об избиении четырех польских дипломатов. Оболенский получает протест польских властей — Кравченко избивали не поляки, а ваши же русские офицеры-эмигранты, за действия которых власти ответственности не несут. Возмущенный Оболенский сообщает об этом в Москву, поскольку тонкий ум и европейское воспитание не приемлют подобного рода «дипломатических» средств воздействия. В Москве, получив депешу, огорченно восклицают: "Товарищ недопонял… ".