Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина
Шрифт:
Далее Риббентроп сказал, что Гитлер приказал ему обсудить этот вопрос с шефом политической полиции с глазу на глаз и выразил уверенность, что он найдет практический способ выполнения этого плана.
Риббентроп начал объяснять Шелленбергу детали замысла. Он, конечно, понимал, что на конференции будет очень строгая охрана, и вряд ли получится пронести в зал заседаний гранату или револьвер. Однако он слышал, что техническая группа политической разведки изготовляет револьверы, по форме ничем не отличающиеся от вечной ручки. Из такого револьвера можно стрелять крупнокалиберными пулями на расстоянии примерно шестьсемь
— Мы, конечно, — сказал он, — могли бы пронести такой револьвер или что-нибудь в том же духе в зал, и тогда все, что от нас потребовалось бы, это иметь твердую руку…
По замечанию Шелленберга, говорил Риббентроп с таким увлечением, что напоминал мальчишку, пересказывающего содержание впервые в жизни прочитанного детективного романа. Но, увы, было совершенно ясно, что это самый настоящий фанатик.
План дипломата показался шефу политической полиции, мягко выражаясь, результатом его нервного и умственного переутомления. Однако обстановка была неподходящей, чтобы возражать, и, кроме того, Шелленберг понимал, что каждое сказанное им слово будет передано Гитлеру.
От этой затеи попахивало авантюрой. Когда за дело берутся непрофессионалы, жди провала. Но идею одобрил самолично фюрер! И тогда Шелленбергу показалось, что он нашел выход из сложного положения.
Заявив собеседнику, что хотя план технически выполним, однако успех его прежде всего будет зависеть от того, удастся ли заманить Сталина на конференцию, чего добиться будет весьма трудно, особенно после неудачно опыта отношений с русскими в Стокгольме. Шелленберг отказался предпринимать какие бы то ни было попытки связаться с русскими, поскольку потерял доверие с их стороны, и все из-за противодействия Риббентропа. Он, министр иностранных дел, должен создать необходимые условия для осуществления плана и прежде всего добиться согласия Сталина участвовать в работе конференции. Если ему это удастся, шеф политической полиции готов поддержать его словом и делом.
— Я еще подумаю над планом, — сказал Риббентроп, — и поговорю с Гитлером. После этого я вас вызову.
По словам Шелленберга, больше о своем плане Риббентроп ему не напоминал.
Заметим — разговор проходил летом 1944 года, и не надо было строить особых иллюзий относительно согласия Сталина на участие в международной конференции с участием германской стороны. Дивизии Красной Армии неудержимо двигались на запад, взламывая немецкую оборону мощными ударами. План Риббентропа умер сам собой. Тихо и незаметно.
Сам же Шелленберг однажды рассказал об этом плане Гиммлеру. Тому особенно понравилось, как его подчиненный ответил Риббентропу. И тем не менее, после обсуждений с Гитлером Гиммлер предложил свой план, очень напоминавший план Риббентропа. В соответствии с ним специалисты изготовили мину для убийства Сталина. Размером с кулак, она имела вид кома грязи. Мина должна была быть прикреплена к машине Сталина. Мина имела запал, управляющийся с помощью коротковолнового передатчика, и была настолько мощной, что когда при испытании ее взорвали, то от машины почти ничего не осталось. Передатчик был размером не более пачки сигарет и мог подорвать мину на расстоянии до одиннадцати километров.
Двое бывших военнослужащих
СУХАЯ ОДЕЖДА
Эта операция по сей день считается самой серьезной из всех попыток покушения на Сталина. К ее реализации немецкие спецслужбы приступили летом 1944 года.
Главным действующим лицом и исполнителем выступал бывший командир пулеметной роты с Калининского фронта Петр Иванович Таврин.
Когда его задержали и привезли в Москву в контрразведывательное управление НКВД СССР, он охотно рассказал о себе: 1909 года рождения, уроженец села Бобрик Нежинского района Черниговской области Украинской ССР, русский, в 1942 году на фронте был принят кандидатом в члены ВКП(б), образование незаконченное высшее. До войны работал начальником Туринской геологоразведочной партии на Урале. В Красную Армию призван в августе 1941 года.
Однако уже выборочная проверка основных биографических данных показала, чтоонилегендированные. На самом деле у арестованного была другая фамилия — Шило. Правда, имя и отчество совпадали — Петр Иванович.
Выяснилось, что в 1932 году его, жившего тогда в Саратове, осудили за растрату государственных денег. Отбывая срок, Шило сколотил группу единомышленников и организовал побег, для чего проделал лаз в стене тюремной бани.
На свободе пробыл недолго. Вороватого бухгалтера снова засадили за решетку и снова за растрату денег. Случилось это в 1934 году. Но под стражей пробыл недолго — удалось бежать. В третий раз его осудили в 1936 году все по тем же мотивам — растрата. И снова — побег.
В 1939 году по фиктивным справкам растратчик получил документы на имя Таврина. Объявленного во всесоюзный розыск рецидивиста и беглого заключенного Шило в природе больше не существовало. Под новой фамилией его призвали в армию.
И надо же такому случиться — в мае 1942 года на фронте он был кем-то опознан под старой фамилией. О подозрительном командире роты сообщили куда следует. Когда Таврину-Шило передали приказ явиться в особый отдел дивизии, он понял, для чего его вызывают. Не теряя времени, в ту же ночь перешел линию фронта и добровольно сдался немцам.
На допросе в гестапо сообщил, что на этот шаг решился из-за преследований со стороны советской власти, поскольку его отец был полковником царской армии.
Перебежчика содержали сначала в лагерях на оккупированной советской территории, затем перевезли в Германию. Одно время его напарником по нарам был некто шофер Жора, москвич. По ночам, прислушиваясь к шуму дождя за стенами барака, осторожно вели прощупывающие разговоры. Когда Жора однажды простудился и серьезно занемог, Таврин отпаивал его горячим кипятком.