Поль Гольбах
Шрифт:
При всех недостатках взгляды французского просветителя на роль религии и церкви в общественной жизни были прогрессивны. Они отвечали назревшим задачам общественного развития.
Религия и церковь — непримиримые враги разума
Как патриот своей родины, Гольбах остро переживал ее беды, глубоко ненавидел католическую церковь, нелепую и суровую в своих догмах, подающую бесконечные поводы к раздорам, к возникновению новых сект, наносящую огромный вред общественному спокойствию.
Особую ненависть вызывает у философа деятельность инквизиции, которая применяла самые жестокие средства против «третьего сословия», защищая интересы высших классов феодального общества.
Инквизиция под видом борьбы с ересью беспощадно преследовала талантливых и смелых ученых, материалистов, противников
Как свидетельствует Хуан-Антонио Льоренте, бывший в 1789—1791 гг. секретарем мадридской инквизиции, общее число жертв одной только испанской инквизиции доходило до 350 тыс. Из них 31912 человек были заживо сожжены (см. 35, 426). «Испанцы и португальцы, — пишет Гольбах, — находят весьма честным и почтенным занятием сжигать еретиков. Христиане думают, что вполне справедливо истреблять друг друга из-за различия в религиозных взглядах» (14, 181).
Гольбах очень резко выступает против преследований научной мысли. Враждебное отношение к человеческому разуму, научному познанию является неотъемлемой чертой тирании и религии. Именно этим и объясняется то, что они подвергают жесточайшим гонениям людей науки, не допуская свободы мышления, свободы исследования. С величайшей симпатией пишет мыслитель о борцах и мучениках науки: Лючилио Ванини, Томазо Кампанелле, Джордано Бруно, Галилео Галилее и многих других. По существу христианство, говорит он, объявило войну науке и знаниям потому, что любой успех науки становится пагубным для религии. В знании человек черпает силу. Науки, прикладные искусства, промышленность доставляют человеку средства к существованию, опыт учит его бороться с наводившими на него некогда ужас стихийными явлениями. Только опираясь на достижения науки и ее данные, можно опровергнуть теологию. «Полезно заметить,— заключает Гольбах, что способнейшие физики древности были явными или скрытыми атеистами...» (там же, 620). Опорой религии всегда служила лишь слепая вера.
Если наука, философия изучают природу, ее явления, то предметом религии являются фантастические, вымышленные вещи, существующие лишь в воображении людей. Поэтому религия всюду пропагандирует слепую веру. Эта пропаганда не всегда велась путем проповедей и распространения «священных» книг, особенно в рассматриваемую эпоху. Поэтому в «Карманном богословии», разоблачая инквизиторскую деятельность католической церкви, Гольбах отмечает: «Авторитет церкви заключается в способности служителей бога с помощью тюрем, солдат, костров и тайных приказов об аресте убеждать в правильности своих постановлений, в подлинности своих прав, в мудрости своих мнений» (22, 36).
Давно погасли костры инквизиции, церковники неохотно вспоминают деяния «святых отцов» — «князей тьмы». Ныне церковь действует иными методами, хотя ее противоборство с наукой осталось. Ей, как и в прежние времена, нужна слепая вера, а науке — разум и яркий свет знаний. Мысли Гольбаха о непримиримости религиозной веры и науки поэтому остаются в арсенале атеизма.
Выдающийся пропагандист атеизма оружие своей критики умело использовал и для разоблачения тех организаций церкви, которые действовали скрытыми методами. Вот мрачное порождение инквизиции — орден иезуитов «Общество Иисуса», это орудие, обеспечивающее католической церкви политическую власть. Созданный в середине XVI в. для подавления реформационного движения и для отстаивания папских теократических притязаний, орден иезуитов на протяжении всей своей истории был опорой реакционных сил. Перед ним с самого начала его существования была поставлена задача укрепления влияния католической церкви в правящих и влиятельных кругах общества. Иезуиты, писал Гольбах, — это «очень черные и очень воинственные монахи, которые вот уже два века оживляют умирающую веру» (там же, 86). Их орден был особенно опасным орудием в руках реакционных сил. Его тайная деятельность была тщательно законспирирована. Орден по существу представлял собой военизированную организацию, где все было построено на жесткой дисциплине и абсолютном подчинении начальству. Вероломство, искусство политической интриги и конспирации, беспринципность, разветвленный шпионаж,
Гольбах разоблачает тесную связь между папством и иезуитским орденом. Он отмечает, что деятельность иезуитского ордена получила одобрение пап, потому что они видели в иезуитах солдат воинственных отрядов, которые с успехом служили им для поддержания их власти, подвергавшейся со всех сторон нападениям многочисленных мятежников.
Иезуиты — это «папские янычары... Они хранят ятаган церкви, рукоять которого находится в Риме, в руках начальника янычаров» (22, 86). Посланные римскими папами в «отдаленные страны» в качестве миссионеров, как, например, в Индию, Китай, Латинскую Америку, члены «Общества Иисуса» не гнушались никакими средствами, чтобы завоевать «души для бога, подданных для папы и богатство для себя». «...Они во всех странах затевают заговоры, замышляют перевороты, сеют раздоры, смуты и мятежи, покушаются на свободу королей, и все это, как они заверяют, „для вящей славы бога“» (17, 267). Причину зверского обращения христиан с индейцами Америки Гольбах видит в католической религии, в политике папства. Перечисляя ужасные злодеяния, которые совершало в покоренных странах папство, он пишет, что «христиане под предлогом распространения их святой религии сотню раз заливали кровью восточное и западное полушария» (16, 143).
Так Гольбах беспощадно срывал с церкви маску святости и человеколюбия, разоблачал ее преступную деятельность, показывая во всей наготе ее лицемерный облик.
Проблема преодоления религии
Гольбах не придерживался точки зрения многих свободомыслящих людей своего времени, полагавших, что, убрав с исторического пути народов традиционные религии, прежде всего христианство, необходимо создать новую религию. Он, в отличие от Вольтера, который считал религию необходимой для простого народа, стоял за ее искоренение. В вопросе о преодолении религии философ выражает радикальные взгляды. Если Гельвеций склонялся к тому, чтобы народ исповедовал «естественную религию», то Гольбах критикует христианскую религию не во имя создания новой религии, а для освобождения человечества от гнета всякой религии. Гольбах решительно выступает против реформации религии, считая, что реформация создает лишь новые, более «правдоподобные» и тем самым более опасные средства для усиления раздоров, войн и народной нищеты. Суеверие нужно не реформировать, а искоренять.
В преодолении религии Гольбах отводит важнейшее место просвещению и развитию науки. «Успехи здравомыслящей физики, — пишет он, — должны оказаться пагубными для религиозного суеверия, неизменно опровергаемого фактами природы. Астрономия изгнала судебную астрологию; экспериментальная физика, естествознание и химия мешают жрецам, фокусникам и колдунам творить чудеса. При более глубоком изучении природы призрак, посаженный на ее место невежеством, должен непременно исчезнуть» (14, 667). Истина рано или поздно должна восторжествовать над заблуждением, наука — над религией.
Отстаивая теоретически возможность преодоления религии, французский мыслитель не видит, однако, практических путей решения этой задачи. Именно здесь, т. е. в решении вопроса о методах борьбы с религией, со всей силой проявляются историческая ограниченность и просветительский характер «старого» атеизма. Гольбах, как и большинство его единомышленников, утверждает, что поскольку религия держится главным образом в силу невежества и обмана, то для борьбы с ней достаточно разоблачать обман и суеверия, распространять просвещение, проповедовать атеизм. «Если незнание природы породило богов, то познание ее должно их уничтожить» (там же, 375).
Таким образом, борьбу с религией Гольбах сводит по существу к просветительству. Просветительская работа в борьбе с религией необходима, но, как неоднократно подчеркивали классики марксизма, одной такой работы совершенно недостаточно. Чувствуя это, сами просветители предлагали различные, более эффективные, с их точки зрения, меры, на деле, однако, оказавшиеся утопическими.
Дидро в «Речи, обращенной к королю» указывал, что для искоренения религии необходимо сделать служителей ее презренными в глазах общества. Гельвеций шел по этому же пути, но предлагал более решительные меры. Он считал, что мало унизить духовенство, его нужно уничтожить, национализировать все его богатства и лишить его функций.