"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель
Шрифт:
— Благодарю, Гной-ганта.
— Возьми Персты погибших, они пригодятся. Возьми нам в помощь двух ханидов. Одним пусть будет Муха. А вторым…
— Ганта Хайлах? — предложила лучница.
— Слишком холоден.
— Гиррик Сокол?
— Слишком горяч.
Пауль посмотрел на Джоакина:
— Граф, одолжи-ка мне своего стрелка.
Четверка мужчин провожала взглядами шар, плывущий над долиной. Хармон довольно потирал ладони и наполнялся славным чувством законченного дела. Вот и
— С почином вас, друзья! — сказал Хармон и открыл флягу доброго ханти.
Кружек не было, потому все по очереди приложились к горлышку.
— За Светлую Агаты и за Первую Зиму! — провозгласил Сорок Два.
— За Елену-Путешественницу и гильдию воздухоплавания, — сказал Хармон.
— За Глорию-Заступницу, — поднял тост Салем. — Пускай бережет всех хороших людей.
— И за Ульяну Печальную, — добавил Весельчак, — чтобы и дальше принимала чучела взамен нас, живых.
Выпили, согрелись у костра, поболтали чуток. Но Сорок Два прервал разговоры:
— Допразднуем вечером, сейчас надо отступить. Враг видел, откуда взлетел шар, а на гору есть тропа с тыльной стороны. Если не уберемся, нас тут прищучат.
— И куда поедем?
— Вон там, у перевала, есть застава горной стражи. Езжайте туда, друзья, окажетесь под защитой. А я вернусь в город.
— Не пустят же, ворота заколотили перед штурмом.
— Серебряные забили, а Ржавые остались. Там часовые знают меня, отопрут калитку.
— Но в городе опасно! Авось ворвутся туда эти изверги…
— Я же кайр. Если город гибнет, мое место там.
Хармон не стал спорить и забрался в телегу. Салем и Весельчак переглянулись.
— Брат Сорок Два, я бы лучше с тобой, — сказал Салем из Саммерсвита.
— Я тоже, — сказал Весельчак.
Кайр поднял брови:
— Это для меня дело чести, а вам-то что? Первая Зима — не ваш город.
— Обижаешь, брат. Нас тут приняли, как своих, мы тут гильдию основали, даже цех открыли. По всем законам, мы — граждане Первой Зимы. Имеем полное право вместе с тобой в гробок заколотиться.
Калека усмехнулся:
— Ладно, поехали.
Все расселись по местам, Хармон взял вожжи.
— Я, пожалуй, все-таки на заставу поеду. Битвы — не моя стихия.
— Ха-ха, кто бы сомневался. Давай, улепетывай.
— Вы там присмотрите за цехом, защитите от мародеров.
— Ага.
— Я вас на дороге высажу и поверну к заставе, а вы — в город…
— Э, нет! Мы славные воины, и среди нас калека. Возьмем телегу, а ты топай пешком.
Сорок Два дал Весельчаку подзатыльник за «калеку», но в остальном поддержал:
— Верно, министр, иди пешком, растряси жирок.
Они высадили Хармона на развилке и покатили к дальним,
— Вчера я ходила в булочную возле станции дилижансов. Как и позавчера, и третьего дня… И всякий раз в каждом городе на пути нашего маршрута…
— Я что-то не пойму: ты любишь булочки или дилижансы?
Она совсем понизила голос, Менсону пришлось наклониться к самым губам:
— Булочная, ближайшая к главной станции города. Если хочешь вестей от Лайтхарта — заглядывай туда… Вчера я получила записку от брата. Он может нас принять.
— Принять за кого?!
— Где. Мост через Верхнюю Близняшку, день пути отсюда. Быстро соберемся, наймем дилижанс, к вечеру будем у брата. Нас не хватятся до конца битвы.
— Жена, я тебя не понимаю! Зачем нам бежать?!
— Если тебе не хватило сотни прежних причин, то вот еще одна: вечером Адриан очень рассердится.
— С чего бы? Его враги убивают друг друга, кто бы ни победил — владыке выгода.
— Ты говорил, что у него есть план. Этот план не сработает.
Стайка придворных подошла слишком близко. Менсон слету нахамил им и отогнал прочь. Повернулся к жене:
— Почему не сработает?
— Не скажу.
— Как это — не скажешь?! Ты моя жена! У тебя от меня нет секррретов!
— Но есть свобода воли. Ты волен любить Адриана и прощать ему все. Волен снова пить эхиоту и коверкать слова, волен забыть свободу и стать потехой для тирана. Ну, а я вольна не говорить того, что знаю.
Он крепко взял ее за плечи:
— Что за черрртовщина происходит? На чьей ты сторрроне?!
— На стороне своей совести, как и ты. Жаль, что это разные стороны.
Менсон рыкнул, замахал руками, разогнал стаю противной черной мошкары, что роилась между ним и женой. Сказал:
— Поди-ка ты к черту, святая Карен! Хватит упрекать меня! Любишь — люби, а не любишь — ступай во тьму.
Он зашагал обратно в трапезную, на ходу крича:
— Эй, жало, буди вожденка! Пора смотреть дальше!
Люди возвращались на места, зябко потирая руки. На террасе все озябли и теперь спешили согреться в жарко натопленной трапезной. Вошли Франциск-Илиан и Леди-во-Тьме, граф Куиндар и генерал Гор, герцог Лабелин и барон Хьюго Деррил, Серебряный Лис и владыка с супругами… Карен не появлялась. Ее пустующий стул зиял, точно дырка от выбитого зуба.
Франциск побеспокоился:
— Друг Менсон, ладно ли у тебя на сердце? Не омрачен ли тучами небосвод твоих чувств?
— Придет она, никуда не денется, — ответил шут.
Жало криболы начал будить Юхана Рейса. Шаван пытался вынырнуть из глубины сна, но скатывался обратно.
— Поскорее бы, — сказал кто-то. — Там, поди, интересное началось!
Болотник применил другое зелье, от которого бедолага начал повизгивать, точно щенок. Среди гостей послышались шепотки. А Карен все не появлялась.