Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди
Шрифт:
— Для пользы МТС надо вам, ребята, немного потрудиться, если вы идете в Петровское.
— А что надо сделать? — спросил Гаврик.
Вот тот мотоцикл откатить в МТС, а самое главное — передать эти подшипники, — указал дядя Гриша на отвисшие карманы своей ватной поддевки. — И всего сказать там: «От дяди Гриши. Он их нашел в сорняках на передовой, где подбитые машины».
— Я бы мог… — заговорил Гаврик, но, увидя, какое сердитое лицо стало у Миши, внезапно замолчал.
— Чего «я бы мог»?.. Можешь, так откати. МТС разорена, разбита, а ты ей хоть
— Дядя Гриша, сам я не могу. Я не старший, — сказал Гаврик, покосившись на Мишу.
Механик понял, что старший в дороге Миша, и заговорил с ним:
— Товарищ старший, что у вас за срочное дело? — И, узнав от смущенного Миши, куда они идут и чья у них в кармане записка, проговорил: — Ничего не поделаешь, мотоцикл придется спрятать в траве. А шарики, товарищ старший, все-таки возьмите. Передайте в райисполкоме, а оттуда их срочно отправят в МТС.
Пересыпав шарикоподшипники из своих карманов в карманы Миши и Гаврика, механик вдруг заторопился к мотоциклу, закатил его в густой бурьян.
— Жалко, если заберет его тот, кому он меньше нужен, — на прощание заметил механик и зашагал к грейдеру той походкой, какой ходят озабоченные люди.
Спрятавшись за кустами татарника, ребята заспорили о том, надо ли катить мотоцикл в МТС.
— МТС в стороне от Петровского. Нам некогда заходить туда, — говорил Миша.
— А что я буду делать, когда ты наряд будешь получать? — спросил Гаврик.
— Будешь ждать…
— А что будем делать на станции целых три часа?
— Сидеть и ждать поезда…
— Сидеть и сидеть до победы? — кисло усмехнулся Гаврик и тут же, беспомощно разведя руками, не бел лукавства прибавил: — Ну, да старшие знают, что надо делать. Пошли.
Они молча прошли несколько десятков шагов, и Миша, разомлевший от раздумья, как бы винясь в своем бессилии выбрать правильное решение, заговорил:
— Гаврик, ты не знаешь, как мне трудно быть старшим. Деда нет, и я боюсь, что у нас что-нибудь получится не так, как нужно… Вот я и боюсь тебя отпускать…
— А ты не отпускай, а дай задание: Гаврику Мамченко прибыть на станцию в восемь ноль-ноль и ждать… Потребуй пионерского слова…
Миша устало вздохнул, но глаза его посветлели.
— Гаврик, попробуем мотоцикл прокатить, сколько можем…
Они вытащили из бурьянов мотоцикл на дорогу и медленно покатили его. У мотоцикла был сломан руль, и катить его по заросшему травой проселку оказалось не просто: он, как скользкая рыба, вырывался из рук и тотчас валился набок.
— Миша, снимем пояса и привяжем: ты свой — к передней раме справа, а я свой — слева, к заднему сиденью! — с обычным увлечением говорил Гаврик.
— Попробуем связать его, чтоб не очень крутился, — отвечал Миша.
Мотоцикл, равномерно поддерживаемый поясами, некоторое время послушно катился, хотя и медленней, чем шли ребята без него.
— Миша, ближе к развилку дело пойдет под уклон. Там только сдерживать его придется, — успокаивал Гаврик.
Но вышло совсем наоборот —
— Видишь, прячется. Сразу понять можно, что фашистская машинка, — говорил Гаврик, стараясь рассмешить взмокревшего от усилий Мишу.
— Мне, Гаврик, от твоих слов не легче, — отвечал Миша, оглядывая пасмурные горизонты степи и с неудовольствием замечая, что они все больше приближаются и темнеют, предвещая внезапное наступление осеннего вечера.
— Миша, дотянем до развилки?
С большим трудом дошли до развилки. Отсюда завиднелись развалины длинных каменных построек МТС. Они находились в большом отдалении от села, прильнувшего к причудливо петлявшей речке Миус.
— Слышишь, за развалинами где-то работает двигатель? Слышишь — пах-пах-пах! Это ж мастерские МТС! — горячо заговорил Гаврик, желая проверить друга, не согласится ли он катить мотоцикл до самой МТС.
Но Миша ответил ему таким строгим голосом, каким он никогда еще не разговаривал.
— Ты, Гаврик, брось мне эти «пах-пах-пах»! — зло передразнил он друга. — Приказ тебе будет такой: забирай все шарикоподшипники и отправляйся в МТС. Живой или мертвый ты должен в восемь ноль-ноль быть на станции. Придешь и будешь свистом давать знать, где ты, чтобы легче тебя найти!
Гаврик хотел сказать, что если он будет мертвым, то свистать не сумеет, но, заметив, как дрожали у Миши его длинные руки, когда он пересыпал шарики из своих карманов в карманы Гаврика, решил воздержаться от шуток. Глядя на то, как Миша без его помощи, закусив губу, несколькими свирепыми рывками затянул мотоцикл в бурьяны, там его замаскировал, Гаврик заколебался, не зная, идти ли ему в МТС, и он спросил об этом товарища.
— Нет, ты пойдешь туда, передашь шарики и скажешь, что мотоцикл оставили спрятанным прямо против развилки. Катить его нам на старое место некогда, а дядя Гриша не будет знать, куда он девался!
— А если что-нибудь у меня будет не так? — засомневался Гаврик.
— Ты мне без «что-нибудь». Ждать меня будешь на станции столько, сколько надо! Хоть сто часов!
Миша рассек кулаком воздух, повернул на правый проселок, который вел к белобоким домикам села Петровского, но неожиданно вернулся.
— Гаврик, — уже миролюбиво заговорил он, — ты знаешь, что нас в МТС не посылали ни Василий Александрович, ни дедушка?..
— Знаю, что действуем самостоятельно, — ответил Гаврик.
— Да, и мне, Гаврик, так хочется, чтобы у нас все вышло хорошо. Понимаешь, чтобы не сказали: «В Сальских степях они действовали неплохо, а остались одни — не получилось. Дед Опенкин еще не научил».
И Миша, с трудом угадывая, какой бы совет дал сейчас Гаврику Иван Никитич, продолжал:
— Гаврик, ты не запались от спешки. Поберегай ноги. Вспотеешь — не напейся холодной воды… Чего-то еще хотел сказать — забыл. Иди…