Полдень 23 век. Возвращение Тойво
Шрифт:
И самое главное. Обследование показало невероятный результат. Почти 97 % людей с СБО имеют «третью импульсную» в ментограммах, что само по себе уже поразительно. Преклоняю голову перед вашей интуицией, Тайсэй. В остальные 3 % вошли те, у кого этот синдром протекает в очень слабой форме, либо депрессии вызваны другими причинами. Эта новость действительно производит на людей эффект «мгновенного выздоровления», что выражается иногда в бурном проявлении неудержимой радости. Их можно понять. У людей появилась Надежда.
Обнаружено также интересное явление «плавающего т-зубца», т. е. «т-зубец», появляющийся и исчезающий в ментограмме
Многие «колонии» сворачивают свои поселения на отдаленных планетах и возвращаются на Землю. Другие покидают свои джунгли. Земля встречает своих детей, Тайсэй. Похоже мы действительно находимся в начале Второй волны Большого Откровения.
И, наконец, вторая новость.
Мне кажется, я нащупал фактор, который вызывает появление у человека «третьей импульсной». По всей видимости, этот фактор имеет отчасти «психологический» характер. Вероятно, он каким-то образом связан с глубоким эмоциональным сознательным или подсознательным стремлением человека «перейти на следующий эволюционный уровень», со стремлением «эволюционировать», так сказать… Т. е. «третья импульсная» возникает у того человека, который, попросту говоря, сознательно или подсознательно очень хочет этого и стремиться к этому. Похоже, подобное стремление может приобретать разные формы: это может быть просто глубокий научный или познавательный интерес к проблеме эволюции, либо страдание от «невозможности эволюционировать», как в случае людей, страдающих СБО, либо глубокая эмоциональная связь человека с люденом (любовь, дружба), как в случае с Асей Глумовой. Конечно, пока это только моя гипотеза…
Что вы об этом думаете?
№ 6 «Руна Мадр»
— Удивительная планета, вы не находите? — осведомился у своего молчаливого спутника словоохотливый инженер-мелиоратор.
Они стояли на смотровой площадке космопорта, откуда и впрямь открывался роскошный вид на знаменитые Известковые Замки. В изумрудных зеркалах идеально круглых лагун отражались горчичного цвета башни, оранжевые арки, вознесенные на витых колоннах, кофейные контрфорсы с ажурными аркбутанами: ни один Замок не походил на другой.
— Когда группа Крюгера высадилась здесь, — продолжал словоохотливый, — никому и в голову не приходило, что это искусственные сооружения. Сам Крюгер в своих отчетах сообщал о сухопутных кораллах. Да и как было поверить, что Замки — результат творческой деятельности гигантских неповоротливых моллюсков?
— Насколько я помню, — отозвался молчаливый спутник мелиоратора, — это не архитектурные сооружения, а философские концепции.
— На этой гипотезе настаивает Крюгер, — подхватил словоохотливый, — но Хаякава с ним не согласен. Нет, почтенный профессор Токийского университета не отрицает, что слизни Гарроты глубокие мыслители, но он считает, что свои грандиозные интеллектуальные конструкты они держат исключительно в голове…
— Скорее уж — в мантии, — уточнил его собеседник.
— Ах да, конечно… В особой мантийной полости…
Разговор увял. Пассажиры рейсовика Курорт — Гаррота — Венера спешили покинуть маленький космопорт. Удивительная планета со своей еще более удивительной цивилизацией ждала их.
Инженер-мелиоратор наскоро попрощался со спутником и присоединился к своей туристической группе. Молчаливый вздохнул свободно. Он не принадлежал ни к одной из групп пассажиров. Он не был ни туристом, ни специалистом. Он прилетел на Гарроту не для того, чтобы восхищаться ее чудесами, но и не для того, чтобы эти чудеса изучать. У него была совершенно конкретная цель. И его должны были встретить.
— Простите! Не вы ли Томас Нильсон?
Он обернулся. Шатенка среднего роста, спортивного телосложения. Загорелая, в тропическом обмундировании сотрудника ИЦ Гарроты. Если бы не усталое выражение карих глаз, трудно было бы догадаться, что этой женщине за девяносто.
— Да, я Томас Нильсон, — сказал он. — А вы Викке Освальдовна?
Шатенка кокетливым жестом протянула гладкую коричневую руку.
— Ксенопсихолог Ужусенене, — представилась она. — Мне передали, что вы хотели меня видеть. Слушаю вас.
Нильсон с выражением беспомощности оглянулся.
— Простите меня, Викке Освальдовна, — пробормотал он. — Разговор у меня к вам долгий и серьезный… Не хотелось бы вот так… на солнцепеке…
Ужусенене ахнула, прижала ладони к щекам.
— Что же это я?! Хороша хозяйка… Пойдемте ко мне… Я вас завтраком накормлю, за столом и побеседуем.
— К вам? — засомневался Нильсон. — Не знаю… удобно ли…
— Боитесь меня скомпрометировать, молодой человек? Напрасно, я уже вышла из этого возраста… Идемте, идемте!
Она подхватила гостя под локоток и повлекла к эскалатору. Они спустились на служебный уровень космопорта, миновали глайдерную стоянку, направились к корпусам Исследовательского центра. По пути им то и дело попадались разные знакомые Викке Освальдовны. О чем-то спрашивали, советовались насчет применения каких-то треллингов, сетовали на застой в шестнадцатом секторе и хвастали прорывом в секторе тридцать девятом. Казалось, что гость и хозяйка никогда не доберутся до жилища ксенопсихолога. Но вот они обошли кубические здания биолабораторий, свернули на дорожку, которая вела к личным коттеджам сотрудников ИЦ.
Викке Освальдовна жила в домике, что стоял на берегу лагуны.
— Ступайте на веранду! — велела Ужусенене. — Там прохладно. Я принесу вам чего-нибудь освежающего…
— Если вас не затруднит, джеймо, пожалуйста, — попросил Нильсон.
— Ни в малейшей степени, — откликнулась хозяйка.
Она исчезла в недрах коттеджа, а Нильсон поднялся на веранду, уселся в плетеное кресло и стал смотреть на Известковый Замок, охряной громадой возвышающийся на противоположном берегу.
Было прохладно и тихо, лишь ровный на пределе слышимости гул стоял в воздухе. Нильсон заметил радужное мерцание над лагуной, словно там танцевали мириады крохотных стрекоз. Вернулась Викке Освальдовна, поставила перед гостем бокал с джеймо и снова скрылась в доме. Нильсон взял бокал, пригубил. Вдруг гостю стало не по себе. Кто-то появился у него за спиной, медлительный, неуклюжий даже, но вместе с тем непередаваемо чуждый — не человек и не зверь. Нильсон услыхал хруст ракушечной крошки, которой были посыпаны дорожки на территории ИЦ, и ощутил запах. Скорее приятный… Растительный… Так пахнут лесные ягоды.