Полдень синих яблок
Шрифт:
– А можно просто сказать 'в туалет'?
– заинтересовалась девушка.
– Можно, конечно. От перемены мест слагаемых, как говорится... Да тебе-то зачем, - удивилась Праскева.
– Вон какая щупленькая!
– Может пригодится, - хихикнула Лиза.
– А вот ещё давеча, пришла ко мне одна молодуха. Краси-и-вая! А на носу бородавка висит, как игрушка на новогодней ёлке. Нет, прямо как сосулька, - Лиза окончательно развеселилась.
– Вот и помогла девке, чего не помочь - мучается, уж замуж давно пора, а не берёт никто. А я глянула - это и не бородавка
– А что?
– Венец!
– Ага, терновый!
В дверях широко улыбаясь стоял раскрасневшийся от работы Дино. С мокрых, слегка завившихся, волос, прямо на голое тело капала вода и растекалась по мускулистому торсу, блестя бисеринками капель. На руке тусклым золотом поблёскивал широкий браслет с часами.
– Смейся, смейся, Динка, - растирая его полотенцем, приговаривала тётка.
– Вот ты умный, умный, а дурак. Безбрачия венец! Эх, да что тебе рассказывать, материалистам закон не писан. Так, - спохватилась она, - огурчики забыла!
– Да куда столько, нам же не съесть!
– Цыц!
– шутливо замахнулась на него полотенцем Праскева.
– Не каждый день любимый племянник приезжает!
– и хвастливо добавила: - Твои любимые.
– Ты что, качаешься у себя в архиве?
– оставшись наедине, спросила Лиза, глядя на мускулистое тело Снегина и смущённо захихикала.
– Не-а, - он втянул живот, напряг мышцы, отчего кубики пресса стали ещё рельефнее, а плечи раздулись в изумительной богатырской трапеции и комической походкой циркового силача прошёл к столу и навис над хохочущей девушкой, - Макоша говорит, что у нас в роду все мужики такие были. От природы.
И потешно задвигал бровями, как провинциальный ловелас, чем привёл Лизу в неописуемое веселье.
– Аполлон!
– только и выдавила она сквозь смех.
– Слушай, - тыльно стороной ладони аккуратно промакивая выступившие слёзы, вдруг шёпотом спросила, - а сколько же ей лет?
– Много, - так же шёпотом ответил Апполон.
Праскева выбрала банку с огурчиками средней величины. Крепкие и пупырчатые, аккуратным строем один к одному, как солдатики, стояли они, залитые прозрачным рассолом. С живописными виноградными листьями внутри, дольками чеснока и крупными укропными соцветиями, они словно сошли со страниц кулинарной книги или рекламы домашних заготовок. Подумав, прихватила ещё и бутылочку с рубиновой тягучей жидкостью.
Ещё раз с довольным видом глянула рассол на просвет окна, в котором маячили отблески заходящего солнца и вдруг заметила стоящий по ту сторону забора незнакомый тёмный, словно пытающийся слиться в вечерними сумерками, фургон. Чёрный цвет она никогда не любила, от него исходила тревога, как и от этого автомобиля.
Виски сдавило. В голове тихими, тоненькими колокольчиками отдалась лёгкая, подобно утренней, только намного слабее, боль.
Не вникая в суть оживлённой беседы и даже не заметив того, что Дино хватает еду с общей тарелки, за что обычно ему попадало, как мальчишке, Макоша со стуком поставила закрытую банку прямо на стол.
– Я тут рассказываю, что ты у нас не стареешь,
– Кто?
– рассеянно спросила она.
– Роман такой есть. Невероятно красивый, вроде меня, - продолжал кривляться Дино, - юноша влюбился в собственный портрет. И все его пороки отображались на этом портрете. А сам он оставался таким же неотразимым и молодым.
– Не читала, - задумчиво произнесла Праскева Фаддеевна, прислушиваясь к боли в голове. Она, кажется, отступила так же внезапно, но сменилась странным предчувствием.
– А вы на чём приехали?
– На автобусе.
– На метро, - хором сказали Дино с Лизой.
Может, зря разволновалась-то? Может, к соседям кто приехал, а она уже надумывает Б-г знает что.
– Признайтесь, что вы просто знаете секрет вечной молодости. Элексир жизни, так сказать, - поддержала Лиза Макошу. Честно говоря, после того, что она здесь услышала, это было бы совсем не удивительно. Лизе, конечно, рано ещё думать о таких вещах, она была в самом расцвете своей молодости и красоты и пока её всё устраивало. Но страшно было подумать, что настанет такое время, когда кожа щёк с нежным румянцем начнёт увядать, лёгкие тени под глазами превратятся в одутловатые мешки, а мелкие складочки морщин, разрастаясь, завоюют всё лицо, превратив его в мочёное яблоко.
Это только такие великие, как Анна Жирардо, например, могут позволить себе такую роскошь, считать, что каждая морщинка - это кусочек жизни и что-то означает. И хотя в наше время молодость уже не столь скоропортящийся продукт, как ранее, благодаря новейшим технологиям - там надуют, тут урежут, здесь подправят, были б только деньги - ни одна женщина не отказалась бы омолодиться так безболезненно, как бы она этого не скрывала.
– Это же революция в медицине!
– на полном серьёзе разглагольствовала Лиза.
– Вы даже себе представить не можете, сколько миллионов это может принести! Это всё ваши травки волшебные?
– И травки тоже, - устало улыбнулась Праскева.
– А миллионы мне ни к чему.
– Мне тоже, - хрустя огурцом, одобрил Дино.
Лиза легонько пнула под столом его ногу.
– Макошенька!
– он отложил в сторону откусанный огурец.
– Мы с тобой посоветоваться хотим по одному вопросу.
– Давайте, давайте, - Праскква заметно оживилась.
– Как я за вас рада!
– Нет, это не то, что ты думаешь!
– А что я думаю?
– игриво прищурив глазки, она посмотрела на Лизу, щёки которой залились алой краской.
– Ну, послушай!
– настаивал Дино.
– Помнишь, ты рассказывала, что жила в Питере?
– В Санкт-Петербурге. Да, я петербурженка.
– И с горечью добавила, - Была.
– Ой я тоже!
– не удержалась Лиза.
– К сожалению, деточка, это было очень-очень давно. И чего ты вспомнил?
– Может, ты что-то слышала о сокровищах Гнежинской.
Праскева вздрогнула. Перед глазами поплыли разноцветные радужные пятна. Не зря, значит, колокольчики звенели, звали...
Она стряхнула невидимые крошки с платья и процедила сквозь зубы: