Полдень XXI век 2003 №5-6
Шрифт:
Христина толкнула высокую дверь. Дверь мяукнула. Мимо стеллажа с бесплатными рекламными образцами. Мимо Китайской стены консервных банок. Мимо книжных стендов, стендов с игрушками и с кошачьей одеждой. Христина подошла к прилавку. Длинному и белому, как лыжная трасса. Навстречу ей с другой стороны из кресла встал селлер. На селлере полосатая куртка и такая же шапочка с ушками. Этот пухленький розовощекий котик показался Христине ребенком, наряженным к рождественской елке.
— Ливер нарезной в вакууме, — попросила Христина, — и две банки
Когда селлер заговорил, Христина подумала, что ошиблась. Что это никакой не ребенок, а скорее травести.
— Ливер есть «с кровью» и есть «нежнейший», вам какой?
— Только без крови, — кисло поморщилась Христина.
Интеллигентный Патриот похож на хищника не больше беззубого очкарика, шамкающего паровую котлетку. Христина даже вполне допускала, что при виде мыши (не компьютерной, а настоящей) Патриот упал бы в обморок.
— А «амброзию» для какого возраста? — спросил селлер, грациозно приподнявшись на цыпочках и шаря по полке большой рукой.
«Нет, — подумала Христина, — это не травести, а, верно, „голубчик“».
— «Амброзию» из рыбных костей, — сказала она громко.
Теперь селлер поморщился и поправил:
— «Золотая рыбка».
— Конечно. Конечно, «Золотая рыбка», как же еще! — поспешно подтвердила Христина.
Селлер сложил покупки в огромный пакет и передал его через прилавок в комплекте с дежурной улыбкой.
— Возьмите, пожалуйста, на выходе одноразовый клозет.
Христина тоже улыбнулась: «Спасибо» — и пошла по бесконечно длинной полосатой же дорожке к выходу. Не останавливаясь, глядя под ноги. Дверь за нею мяукнула.
Дождь еще не кончился, но последние гуляющие все как один шли без зонтиков. Чем ближе к центру, тем сильнее чувствовался праздник. Огни, музыка, смех. Христина вошла в дом через парадное, с улицы. На крыльце целовалась какая-то парочка. Одна из девушек обернулась к ней спросить, который час. Христина неопределенно ответила, что, наверное, уже за полночь. Девушка вернулась к своему занятию, а Христина взялась за ручку двери, была опознана «центральным домашним» и впущена внутрь. Поднимаясь по квадратной спирали лестницы, она расстегнула куртку, достала пульт домашнего управления и послала сигнал: «Пришла. X.».
Андерс ждал в холле, подпирая плечом косяк. Патриот сидел у его ног. В квартире было тихо, только где-то далеко, за множеством приоткрытых дверей, едва уловимо, монотонно шумел какой-то прибор.
— Что это? — спросила Христина, отдав папе пакет и переобуваясь.
— Айра греет у тебя воздух. Ты оставила окно открытым.
Христина улыбнулась.
— Осталось что-нибудь вкусненькое?
— Мы и половины не съели. Но ты же сказала, что не голодна.
— И не сыта. Я надкусила сосиску. А это так же бесполезно, как и безвредно.
— Тогда вооружайся, идем на сафари в холодильник. Тебе, кстати, Модест звонил.
Андерс развернулся и пошел первым, за ним прихвостился Патриот, последней брела Христина.
— Андерс…
— М-м-м? — спросил он через плечо.
— Сейчас я как-то особенно тебя люблю.
— Спасибо. А что произошло?
— Может быть, я выйду замуж.
— Потрясно. За Валя?
— Нет. Будет скандал. Валь назовет меня белогвардейской сволочью и останется праведным, но одиноким. Так ему и надо.
— Тебе не жалко?
— Нет.
— А за кого замуж?
— Я не знаю, кто он такой. Его зовут Анно.
— Зачем тебе?
— Он ждет от меня ребенка.
— Ясно, — сказал Андерс, на минуту задумался, потом спросил: — Ну и что?
Христина пожала плечом: мол, понятия не имею «что», но…
— А ты сможешь его полюбить?
— Андерс… Я не уверена, что смогу сделать вид, что…
— Я о ребенке.
— А-а… — неопределенно протянула Христина и ничего больше не добавила.
— Мы могли бы поговорить. Я, ты, Айра, Лю, Анно, его родители.
— Ересь все это! Я сама приму решение. И когда я это сделаю, мне станет плевать на всех родителей в мире, прости за откровенность. Я всех вас очень люблю. Но это моя жизнь. И она не тема для круглого стола.
— Пусть, — согласился Андерс. — В любом случае я на твоей стороне.
— Спасибо, папа, я знаю.
Они вошли в кухню и стали копаться в холодильнике. Папа держал поднос, а Христина складывала на него все, на что глаза глядели. Кое-что пришлось греть. Но в итоге и горячее и холодное было свалено на одной тарелке.
Огромный кусок воздушного торта, опасно накренившись, подрагивал на другой. Черная бутылка с бальзамом задевала о рюмку, и та отзывалась слабым звоном. Христина поднималась к себе. Папа сказал, что его можно найти в кабинете, если понадобится. Никто в их доме не ложился спать раньше двух ночи. Даже Лю до двух спала в кружевных юбках, в кольцах и серьгах, обложившись раскрытыми журналами и бутербродами. В два она просыпалась, выключала телевизор, переодевалась в ночную рубаху и укладывалась в постель. Христина прошла мимо ее комнаты, мимо неплотно закрытых дверей малой гостиной и пнула свою дверь. Айра сказала на вдохе:
«Аа-х!»
— Не пугайся, ма, это я.
— Привет, ангелочек, где тебя черти носили?
— Только не говори, что ты переживала.
— О чем?
— О чем, ком. Предложный падеж. Как прошел ужин?
— Строго по сценарию. Ты расстроена? Христина поставила наконец поднос на стол, рядом с клавиатурой, и некоторое время стояла молча, опустив голову и руки. Потом очнулась, пожала плечом. Айра подошла сзади, погладила ее по волосам, сказала, что все образуется или что все будет хорошо, Христина не расслышала. Она в этот момент внезапно осознала, что никогда уже ничего хорошо не будет. Что этот рай, в который она пришла, как к себе домой, уже не существует. И это тем ужаснее, что снаружи все кажется как прежде. Как свет звезды, которая погасла.