Полдень XXI век 2003 №5-6
Шрифт:
— Еще бы! — Танат выпустил струйку дыма приятелю в лицо. — Ведь здесь не помнят прошлого, его сочиняют, каждый — свое.
— Погоди! Но я же помню!
— Ну и что? В чем преимущество твоего «запомненного» прошлого перед выдуманным? Ведь никто не может подтвердить, что твой рассказ — подлинный. Так что выдумка и правда равны, как видишь. — В голосе Таната послышалось торжество. Впрочем, в голосе Таната всегда слышится торжество.
— А если они вспомнят? Если другие тоже вспомнят, что тогда? — настаивал ЗАГРЕЙ. Он
— Как вспомнят, так и забудут.
— Но они могут вспомнить? Могут или нет?! — не унимался ЗАГРЕЙ.
— Вероятность никогда не равна нулю. У каждого человека есть даже вероятность стать бессмертным. Пусть и ничтожно малая вероятность.
— Стать бессмертным, — повторил ЗАГРЕЙ. Боль, что едва тлела в глубине его существа, вдруг вспыхнула ярко и пронзила грудь раскаленной иглой.
— А ты настоящее вино пробовал? — спросил ЗАГРЕЙ.
— Случалось.
— И на что оно похоже?
— На живую кровь! — Танат схватил свою кружку и выплеснул воду Леты на пол. Посетители встревожились. Шепоток пробежал меж столиков, тревога изобразилась на лицах — тревога искусственная, придуманная, по-настоящему здесь никто не умеет тревожиться. — Эй, всем летской воды! — крикнул Танат хозяину. — Вдруг кто еще не забыл прежнюю жизнь. Вот хоть ты! — Он ткнул пальцем в толстяка, прикорнувшего у стойки. Сразу видно — новичок. Перводневный. На рыхлом желтом лице недоуменное и жалостливое выражение. И пахнет от него лекарствами и табаком — курил, значит, при жизни. Толстяк, пошатываясь, подошел. Выпил он изрядно. Но все равно в глубине его зрачков сохранилась какая-то осмысленная точка. Толстяк что-то помнил. Помнил и пытался это сохранить при себе. Уберечь. Зачем?
— Садись, — указал ему Танат на табурет из кедрового дерева.
Толстяк присел на краешек.
— Кем ты был прежде?
— Винодел, — признался толстяк, хотя еще секунду назад дал себе клятву — молчать. Но от Таната ничего утаить нельзя.
— Он помнит, — вздохнул Танат, наполнил из кувшина свою кружку и подтолкнул толстяку. — Пей.
Толстяк глотнул, а проглотить не смог. Так и сидел с раздутым ртом и с выпученными глазами. Потом вода Леты полилась меж плотно сомкнутых губ на подбородок с сероватой щетиной и на ворот белой рубашки.
— Пей! — закричал Танат и схватил толстяка двумя руками за уши. Тот подчинился и проглотил… Медленно сполз с табурета на пол.
— Он пил настоящее вино, счастливчик! — ЗАГРЕЙ глядел на толстяка, не отрываясь. — А я — никогда. — Он позавидовал толстяку жгучей завистью, куда более жгучей, чем слюна Цербера. — Привези вино, а?
— Как? — ухмыльнулся Танат. — В лодке Харона, что ли? Да, Харон не повезет вино, это точно.
— Как-нибудь исхитрись, — попросил ЗАГРЕЙ. — Одну бутылку. А лучше целый ящик. Чтоб другие тоже попробовали.
— До других-то тебе какое дело?
— У меня
— Зачем тебе вино? Вода Леты лучше.
— Вино, — повторил ЗАГРЕЙ. — Настоящее вино. Пойми… мне так больно… — в ту минуту боль почти прошла, но это не имело значения. — Ведь я — живой. И мне нужно живое вино.
— А ты никогда не думал, что они, — Танат при этом кивнул на Философа, — тоже считают себя живыми?
ЗАГРЕЙ изумленно посмотрел на Таната. Совершенно растерянный, несчастный взгляд. Танат вновь расхохотался.
— Обиделся? Вижу, что обиделся. Глупо обижаться, поверь.
Танат любил говорить с ЗАГРЕЕМ. Потому что ЗАГРЕЙ умел слушать и услышанное в нем задерживалось и обжигало мозг своим значением. Остальные слышали иначе. Их барабанные перепонки вибрировали — но и только. При громком звуке они вздрагивали или втягивали головы в плечи. Они даже отвечали что-то, если их спрашивали. Но звуковая волна тут же стекала из головы в желудок и вызывала икоту.
Они шли по берегу. Река слегка светилась в темноте. ЗАГРЕЮ казалось, что он еще никогда не бывал в этом месте. Или он ошибался? ЗАГРЕЙ рвал асфодели, их толстые полые стебли легко переламывались в руках, и скоро получился огромный букет. Зачем ему букет? Никогда прежде он не дарил цветы. Даже Прозерпине не дарил. Да и зачем Прозерпине асфодели? ЗАГРЕЙ задумался. Ну конечно — асфодели для Ни-Ни. Их чудодейственный запах за несколько часов вернет ей силы.
Танат тоже сорвал несколько асфоделей и размял в пальцах мелкие бледные цветки. Поднес ладони к лицу, с наслаждением втянул горьковатый острый запах.
— На той стороне рассказывают о нас небылицы. Будто мы лишены обоняния. А посему и обаяния тоже. Вранье. Ведь те, кто возвращается отсюда, не помнят ничего. Или почти ничего.
— Отсюда нельзя вернуться, — веско произнес ЗАГРЕЙ. — Неужели ты, Танат, веришь в подобные сказки?
— Это не сказки. Надо лишь пройти комиссию, и тебя направят назад — в новое воплощение, для новой жизни. Перед отправкой дают вновь выпить воды Леты, чтобы забыть пребывание в этом мире. Как видишь — все просто. Лишь процедура утомительна.
— Я не знал об этом, — прошептал ЗАГРЕЙ.
— Об этом мало кто знает. Только избранные. Только по особому приглашению. Я, к примеру, могу пригласить. А вот ты — не можешь. Комиссия опасается, что слишком большой процент возвращений опасен.
— Кому опасен?
— В принципе опасен.
— А кто возглавляет комиссию?
— Минос.
— Значит, ты меня приглашаешь? — спросил ЗАГРЕЙ.
— Попробуй, — последовал краткий ответ.