Полдень XXI век, 2012 № 10
Шрифт:
И тут как молния бьет Витечку. Нельзя говорить… нельзя… это же там, в сараюшке, куда нельзя… где лужа… да не лужа, море… где разбил… где…
— А… не, я его выдумал.
— Очень хорошо, весь в папу, — мама разливает чай, — папа у нас тоже всегда что-нибудь выдумывает… как из разъездов своих вернется.
— Да будет тебе при ребенке.
Боится Витечка… а вдруг узнает папа… да что вдруг… теперь и не скроешь… теперь… когда Агм…
— Ну, молодой человек, как оно у вас получилось-то? — мужчина в строгом
— А… не знаю.
— Да как не знаете? Такой мальчик умненький и не знает.
— А… оно само.
— Да как же так? Что-то не видел я, чтобы стекла сами бились… ишь, какие самостоятельные.
Молчит Витечка. Стыдно Витечке, вот-вот слезы градом… а тут начнется. Ой, какой мальчик большой и плачет, да как не стыдно… стыдно, потому и плачет.
— Сумку… вы кинули?
— А я думал… она на парту упадет…
— Вот оно как… сумка, вишь, виновата… перелетела… ужас-то какой. Так это не вас, молодой человек, это сумку к директору вызывать надо… и в угол поставить.
Директор улыбается. Витечка тоже улыбается. Может, все обойдется… может…
— Фамилия-то ваша… запамятовал.
— Иванчук.
— А. Ну что, папа-то ваш гомункула так и не вывел?
— Кого?
— Гомункула-то говорю не вывел?
— А… тараканов всех вывел… много было.
— Вот оно как… эх, молодой человек, вам и неинтересно, чем папа ваш занимается… самозарождение жизни… гомункул… отчаянный мужик… если все склеится, на Нобелевку пойдет, как пить дать… вы, поди, и в лабораторию его не заходите.
— А он… не велит.
— Правильно не велит, еще напортите там чего. Ну все, идите… папе вашему позвоню, скажу, чтобы не ругал… ну, ну, такой мальчик большой, а плачет… сколько лет? Восемь уже? Ох, время летит.
Витечка спешит домой — скорей, скорей. В первые дни после каникул школа, она как бы и не школа, так, собрались, поговорили, про жизнь, про Родину, про я-гражданин-России, разбежались, а Лешка в Париже был, а на него пялятся все, как бараны, ну и пошел он, этот Лешка, вот Витечка завтра, точно, Витечка завтра Агма с собой возьмет. За Витечкой тоже вот так же толпами ходить будут. Витечка еще скажет Агму, чтобы в Лешку прицелился… нет, не выстрелил, просто прицелился… то-то ха-ха будет.
— …конечная.
Витечка выскакивает из автобуса, бежит по поселковым улицам в свой мир, родной, привычный, тут нет никакого Лешки с его Парижем и директора никакого нет, тут мама с папой, тут вечером торт обещали, Витечке серединка достанется, тут… тут Агм… он Витечку учил из лука стрелять, у Витечки получилось… он в ворону попал… да.
…Витечка замирает.
Что-то изменилось. Чего-то не стало в зелени дворика, чего-то. Витечка бежит, Витечка еще не верит, не понимает, чуть не врезается в громадину склянок, кто-то хватает его, отец.
— Ишь, шустрый какой… чертенок…
— А где?
— А все… танцуй, парень, грант дали… теперь вишь, лабораторию новую делают… а сараюшечку эту.
Витечка бежит к обломкам того, что еще вчера было самой страшной тайной.
— А… ничего не нашли?
— А чего там найти надо было, клад? Чего ты там роешься, заначка у тебя там была, что ли? Гляди, Олюш, парню восемь лет, уже заначки делает… весь в меня.
Витечка отворачивает доски — там, где просел пол, где (!) осколки, где (!) лужа, где (!) лес дремучий из моря, где (!) ужас, где (!!!!) Агм.
— Агм!
Витечка смотрит на раздавленные, высохшие побеги. Вот такая же и мамина орхидея была… когда Витечка поиграл, обратно сунул, а она завяла… побеги… и красные разводы, так было, когда крыса забежала в дом, отец ее сапогом по стене размазал… мама еще ругалась, зачем обои клеили, все испоганил.
— А-агм!
И нельзя плакать, а какое тут может быть нельзя… само… в три ручья.
— Ну, брось, такой мальчик большой, сколько было-то в заначке-то? Миллион? Или два? Брось, завтра в «Фокус» поедем, купим тебе там… вертолет… и яхту я там видел, как настоящая… будешь как Абрамович… на яхте.
— А-агм!
Само… в три ручья… он же… он же из лука стрелял… и трансформера разобрал… и мельницу сделал, вот обломки от нее.
— Да брось ты! Чего ты там говорил, пять-дэ? А, вспомнил, это как будто по горной дороге едешь, а на тебя камни летят, дождь там… круто. Поедем, посмотрим.
…и машины какие-то делал… линзы какие-то собирал, на звезды смотрел… вот они, от линз осколки, вот и атлас… звездного неба… это Витечка ему приносил.
— Да брось ты! Оль, ты бы его хоть успокоила. Ремня ему хорошего надо. Я в его годы помер бы от счастья, а этому. Отец грант получил — ему хоть бы хны. Так и до гомункула недалеко.
Александр Етоев
ЖИЗНЬ ВЕЧНАЯ
В детстве звезды были белыми и высокими. Бабка говорила ему: вышел сеятель сеять, бросил семена в землю, а ветер поднял их вверх и разбросал по небу.
В тот год правил голод, хлеба не уродилось, и бабка померла к декабрю.
Шло время, звезды тускнели. Скоро они сделались совсем тусклыми, как глаза, и ближе не стали.
Блеснула молния. Вдали полыхнуло, за рекой загорелся дом.
«Библиотека».
Седой смотрел, как желтая россыпь искр поднимается, закручиваясь в спираль. Настойчиво запела сирена. Звук был долог и безнадежен, так воет умирающий зверь.
Седой повернулся спиной к пожару, на него напала тоска.
«И сегодня никого».