Полдень, XXI век (апрель 2012)
Шрифт:
Обидно.
Даже покурить нормально нет возможности, бабушка с дедушкой этого не любят. И при детях нельзя. Она берёт таз с бельём, идёт на ручей полоскать, там и курит втихаря.
И всё это время в мозгу крутится мельница, перемалывая произошедшее. Сомнения, как опухоль, дают метастазы…
Самый важный, самый тяжёлый момент – когда в выходные приезжает муж. И сразу зовёт прогуляться! Она пугается. Не знает, чего ждать. Позвонила ему та женщина или нет? О чём будет разговор? Если вдруг он скажет: «Мы с Викой обсудили ситуацию и решили так-то и так-то», –
Это её лучшая театральная роль за всю жизнь. Что там разговор с гипотетической любовницей мужа! Ты прогуляйся потом с ним по садоводству – это да… А он весёлый, хохмит, говорит о пустяках и ни слова о главном. То ли актёр, блин, такой, то ли и вправду – ни сном, ни духом.
Вот и думай…
Она очнулась.
Не сразу сообразила, где она и что. Если верить настенным часам, прошло, дай Бог, секунд десять. А то и – секунда.
Увиденные сценки были настолько реальны, словно всё это уже случилось. Галлюцинация? Фокусы подсознания, вышедшего из-под контроля? Отмахнуться и забыть? Но что, если… что, если – так оно и будет…
Кроме того, были ведь и другие видения – после электрички и дачи, после прогулки по садоводству! Отрывочные картинки будущего вихрем пронеслись перед глазами, прежде чем Ольгино сознание окончательно вернулось в квартиру, и показывали они почему-то дни рождения, поджидающие Ольгу впереди.
Как на праздновании тридцати трёх лет она грохается в обморок, едва муж заканчивает тост…
Как на сорок два ей звонит некий Юрий Михайлович, трусливое и завистливое ничтожество, называет её старухой, и она с тоской осознаёт, что в сорок два и впрямь можно быть старухой…
Как она празднует пятидесятилетие; а для женщины, оказывается, настоящий подвиг – отмечать эту дату, – из пяти её подруг на свой полтинник одна сваливает в Таиланд, вторая – на Байкал, третья с четвёртой забиваются по квартирам и неделю не отвечают на звонки, а пятая ложится на обследование; однако Ольга, вопреки всему и всем, закатывает пир с десятками гостей, и девчонки говорят ей спасибо…
Что это всё было?
Она со скрипом встала и взялась за телефон, стараясь не смотреть на зеркало. Выросшая там гадость уже не походила ни на нарыв, ни на каплю, скорее, на распускающуюся почку, давшую побеги. Черные стебельки тянулись к Ольге.
Пора было решаться.
…Ситуация с Сашкой у нас не совсем стандартная, думала она, снимая телефонную трубку. Мы не привязаны друг к другу ни материально, ни местом жительства. Обоим есть где жить. Связывают нас только дети. Для России такое – редкость, здесь люди, живущие совместно, мучаются и не расходятся потому, что уходить некуда. Если б мы с Сашкой были загнаны в коммунальный угол, то неизвестно, как бы я сейчас себя вела…
…Когда веришь и доверяешь мужчине, тогда и живешь с ним, думала она, прикладывая трубку к уху. А не веришь – не будь дурой, уходи, пока от тебя не ушли и не обвинили, что ты совсем крэйзи. Самое поганое в моей ситуации – быть
…Несколько лет Сашка обретается бок о бок с моими родителями, думала она, поднося палец к диску с цифрами. Ясно, что для него – не самые сладкие года. А ещё работа в Питере, каждодневные мотания туда-сюда. Вполне может заявить, что сошёлся с другой женщиной. Пойму ли я его? Наверное, пойму. Единственная проблема – что сказать мальчишкам…
Палец, коснувшийся диска, застыл.
Я что, уже не ревную? – удивилась она. Вроде нет… Но почему? Может, потому, что мы с ним абсолютно на равных, и, если он так поступит, это его выбор? Или потому, что у меня куча реальныхзабот по дому плюс безумная работа?.. Всё равно непонятно. Другим обманутым жёнам заботы ничуть не мешают ревновать, закатывать истерики и скандалы.
В таком случае люблю ли я своего мужа?
Ну и вопросик…
Какой там у него на кафедре номер? Хватит рефлексий, пришло время объясниться… До чего же не хочется. Все эти выяснения отношений, все эти откровенные разговоры рождают только новые сомнения – вместо того, чтобы унять старые…
А ведь такого развития событий Вика ожидала, внезапно вспомнила Ольга. Мало того, даже подталкивала меня, чтобы я позвонила Сашке!
Она бросила трубку на рычаг. Брезгливо отдёрнулась от телефона.
Не буду!
Захочет – сам скажет. А не скажет – значит, нет предмета для разговора, значит, и думать не о чем. А спросит, почему, дескать, промолчала, что Вика звонила, отвечу: «Она ничего не просила тебе передать».
Решено.
Лучший выход – сидеть на попе ровно. Молчать, сколько будет молчаться: год, пять лет, десять, двадцать. Забыть…
Может, разбить телефон, чтобы не было соблазна?
Фу, как пошло. Справлюсь, уже справилась. Именно молчать. А то знаю я его, подумала Ольга с нежностью. Если не виноват – взбесится и наломает дров…
Она вытрясла сумочку на пол, нашла маркер, просунула руку сквозь живой строй то ли ростков, то ли щупалец и размашисто написала – прямо на зеркале:
«Сашка, решай сам!»
Вот сейчас, сейчас…
Кишка, созданная стоящими под углом зеркалами, пришла в движение. Что-то происходило. Мучительный спазм сотряс гладкую мускулатуру зазеркалья. Вика подалась вперёд, готовясь впитать трофей, завоёванный по праву, и всё же закричала от неожиданности, когда тьма рванулась в комнату.
Словно водой ледяной плеснули из ведра.
Она свалилась с табурета. На несколько мгновений ослепла. Не видела, как взорвалось хрустальное блюдо, накрывавшее телефонную трубку, как унесло с телефона туристический котелок. Зеркала с силой раздвинуло – распахнуло, как книгу, – от удара о стену одно разбилось и осыпалось, другое уцелело.
В уцелевшее Вика и посмотрела, когда смогла посмотреть. Седые космы, беззубый рот. Лицо, как печёная картошка. Не веря глазам, она ощупала себя трясущимися руками…