Полдень, XXI век (декабрь 2012)
Шрифт:
Помочь могла лишь пересадка почки, но и здесь он наткнулся на глухую стену. Очередь, недостаток трансплантатов, безумная цена за операцию. Или взятка – такая, что собрать подобную сумму он не мог при всём желании. «Ты же врач, – говорил Антон, – сделай что-нибудь!..»
«Хоть что-то вы можете?» – бросил «серый», уходя.
А что он мог? Бегал, стучал в двери всех доступных инстанций. Просил, умолял. В ответ участливо качали головой – держитесь, коллега, никто не застрахован от неприятностей. Похлопывали по плечу – сделаем всё, что в наших силах, но вы же понимаете,
После смерти матери сын уехал на Дальний Восток, слал редкие письма на мэйл да иногда звонил.
А эти мальчишки хоть что-то делали. По-своему, по-глупому, но пытались изменить этот злой и несправедливый мир. Можно ли их судить за это? Уж во всяком случае не ему.
Но и расправиться с парнем он не даст.
– Вера! – привычно гаркнул Горюнов. – Готовь листы, лечить будем! – И гораздо тише: – У твоих друзей полчаса. Делаем так…
Когда дозаторы начали запускать в кровь пациента отработанную схему лекарств, Горюнов подошёл к эксперту, стоявшему столбом в проходе, и с озабоченным лицом пригласил его в ординаторскую:
– Пройдёмте, коллега. Давайте обсудим сложившуюся ситуацию, я хочу с вами посоветоваться.
Это был беспроигрышный ход. Самая работа экспертов-теоретиков – советовать.
– Положение крайне серьёзное, – продолжал интенсивист. – Можно простить заблуждение вашего начальника, он не врач. Но мы-то с вами профессионалы, понимаем – одной операцией лечение не ограничивается.
– Но хирург сказал, что всё сделано в полной мере…
– Да, хирург извлёк пулю, остановил кровотечение, зашил рану. Всё правильно. Но кровопотеря?! Пациент потерял очень много крови! А шок после ранения? А неизбежные в таких случаях шоковые поражения органов?
– Что вы хотите сказать? – напрягся эксперт.
– Только то, что ситуация может выйти из-под контроля в любой момент, – отрубил Горюнов. – Я назначил всю необходимую терапию, но расслабляться не следует. Будем настороже, коллега.
Спеси и уверенности на лице теоретика явно поубавилось, а Горюнов про себя вёл отсчёт. Прошло десять минут с начала программы, ещё пять – и…
– Прошу к монитору, – пригласил он соглядатая. Они подошли и вперились в картинку: зубчатая линия кардиограммы, синусоида дыхания, цифры пульса, давления, насыщения крови кислородом.
– Пока всё штатно… – как бы с облегчением констатировал врач. – Будем надеяться…
Будто услышав эти слова, зубцы кардиограммы стали менять свою форму и размер – растягиваться, уплощаться, уменьшаться. Превращаться в едва заметные всплески. Неудержимо затухала синусоида дыхания, принимая вид прямой, начерченный под линейку. Цифры стремительно покатились вниз, экран окрасился рубиново-красным, и завершающим аккордом всего этого безобразия пронзительно заверещал алярм.
– Вера! – взревел Горюнов, – реанимационный комплекс! – И не удержался от мелкого хулиганства: – Мы его теряем!
На мониторе уже струились прямые линии, горели нули. Эксперт застыл
Отработанная до автоматизма процедура протекала деловито, без лишней суеты, но с величайшим накалом.
«Адреналин!» «Интубация!» «Включай респиратор!» «Ещё адреналин, два куба!»
Вера ловко набирала шприцы – подученная Горюновым, все разного объёма, но из одной и той же бутылки с пятипроцентной глюкозой, – вводила раствор в порты магистралей. В то же время успевала подавать инструменты. Горюнов склонился над пациентом – мелькающие руки и спины в зелёных хирургических костюмах полностью скрывали происходящее от эксперта.
Интенсивист вставил воздуховод пациенту в гортань, но подсоединять аппарат искусственного дыхания не стал – незачем! К какофонии звуков добавился сигнал тревоги аппарата – умный механизм кричал о неполадке. Так даже лучше, решил врач, антуража больше!
И взялся за массаж сердца, аккуратно укладывая ладони не на грудь больного, а рядом, на упругое полотно койки. И работал со всем усердием, как учили – не руками или плечами, а всем весом тела. Койка жалобно постанывала…
А Горюнов уже кричал: «Дефибрилляцию!»
Вера проворно протянула электроды. Запел индикатор заряда, набирая тон, загудел готовностью.
Горюнов не забывал поглядывать на отражение эксперта в панели монитора. Тот суетился за спинами, тянул шею, силился понять, что происходит. Вот приблизился вплотную, попытался заглянуть за плечо, и Горюнов с наслаждением наступил ему на ногу, перенёс вес тела и даже слегка притопнул.
Извините, коллега, но не до вас. Не мешайтесь под ногами…
Соглядатай, громко ойкнув, отпрянул прочь, а Горюнов тут же замкнул электроды, соединив их рабочие поверхности. Щелчок получился вполне звучный, и озоном запахло отчётливо. А для достоверности врач вполне натурально дёрнул плечами, будто его подбросило при разряде.
Так всегда бывает. Это в кино показывают.
И опять: «Ещё адреналин!» – «Атропин!» – «Ещё разряд!»
И в том же духе тридцать минут!
Пролетели они незаметно.
Отыграв положенное время, Горюнов в изнеможении отошёл от койки, чуть картинно вытер пот со лба. Устало поглядел на бледного эксперта: «Всё, что мог, коллега…»
А минутой ранее аккуратно отсоединил датчики монитора – нули и изолинии на дисплее печально подтверждали: в койке полноценный труп. Впрочем, эксперт сразу не поверил. Не хотел верить – пытался прощупать пульс, зрачки смотрел, крутился вокруг тела Робин Гуда, будто мог что-либо изменить.
Бегай-бегай, думал Горюнов. Состояние биостаза на глаз отличить от смерти очень трудно. Тем более, не зная, что такое состояние вообще существует.
Наконец, активность коллеги переместилась в область телефонных переговоров. Звонил, судя по всему, «серому» – и то наливался пунцовым цветом, то бледнел до прозрачности. И всё время обильно потел. Видно, ничего приятного для себя в трубке не слышал.
В это время Горюнов достаточно громко и отчётливо обратился к Вере:
– Вызывай санитаров. Пусть транспортируют тело в патанатомию.