Полдень, XXI век (декабрь 2012)
Шрифт:
– Представьте себе: вы отправляетесь в прошлое на машине времени. Но прошлых, которые привели к вашему настоящему, миллионы – как множество корней, ведущих к одному стволу. Решая квантовые уравнения, теоретики из Принстона и Шанхая доказали, что путешественник во времени (в прошлое или будущее – без разницы, поскольку ведь и будущее ветвится) «размазывается» по всем ветвям альтерверса, и в каждой ветви присутствует тем менее материально, чем на большее число ветвей разделилось его прошлое.
Что он говорил? Уже потом, лежа в постели без сна, слыша в соседней комнате похрапывание
«В загробный мир верят только невежды», – сказал призрак, и это было самое удивительное, что я слышал в ту ночь и что мог понять своим куцым умом. И вот что еще сказал Норман, обняв за плечи мою сестру, а она – что удивительно! – и не думала сопротивляться (я представил, как сам крутился бы ужом, стараясь избавиться от этих отвратительных объятий), приникла к груди кошмарного создания и говорила за него своим звонким голосом, отражавшимся от стен и создававшим эхо, будто специально для того, чтобы слова, повторяясь, проникали глубже в мое застывшее сознание.
– Теория без экспериментальной проверки не может считаться доказанной, даже если весь ученый мир уверен в ее правильности. Никто из теоретиков полтора столетия назад не сомневался в справедливости общей теории относительности, но все же, если бы сэр Эддингтон не обнаружил отклонение звездного луча вблизи Солнца во время затмения тысяча девятьсот девятнадцатого года, разве мог кто-нибудь утверждать, что Эйнштейн прав, и пространство подобно туго натянутому полотну, в котором движутся тяжелые шары звезд и планет?
Удивительно, как у Дженнифер поворачивался язык выговаривать эту ахинею! Она неожиданно замолчала, и в следующее мгновение произошло нечто, повергшее меня в состояние не то чтобы ужаса – подобного чувства, способного заставить человека совершать безумные поступки, я уже не испытывал, будто внутри меня сгорело нечто, а оставшиеся угли не способны были вызвать сильных эмоций, и потому не ужас, как следовало ожидать, сковал мои члены, а некая оторопь: на моих глазах призрак сильными движениями рук (я видел, как сопротивлялась сестра, будучи девушкой честной и непорочной) привлек Дженнифер к своей полупрозрачной груди, сквозь которую смутно видна была дальняя, погруженная во мрак, стена, приподнял правой рукой ее подбородок и – о, Господи! – впился белесыми, отвратительными губами в губы моей сестры, и что меня поразило более всего, – Дженни без признаков протеста ответила на кощунственный поцелуй, и два тела, темное, девичье, и блекло-серое, мужское, слились в единое целое, страстное и безумное в своей непостижимой откровенности.
Не могу сказать, сколько прошло времени, пока я в ступоре таращился на это зрелище. В какое-то мгновение мелькнула у меня мысль: что если сейчас сюда явится отец? Вполне возможно, что он, проснувшись и отправившись на кухню, чтобы напиться, обнаружил отсутствие мое и, главное, сестры в своих постелях и, недолго думая, бросился на поиски.
Все-таки странные мысли приходят человеку в голову, когда он находится в чрезвычайно непривычной для себя ситуации. Я даже оглянулся – мне послышался в ночной тишине грозный далекий отцовский крик. Померещилось. Но не померещился поцелуй, длившийся, как мне показалось, вечность.
– Эй! – то ли выкрикнул, то ли прошептал я, и, преодолев не страх, а ступор, шагнул вперед и схватил Дженнифер за плечо. Никогда прежде я не позволял себе такого грубого жеста, сестра была очень чувствительна к прикосновениям, она и материнских ласк сторонилась, желая остаться одной в своем мирке, мало соприкасавшемся с реальностью.
Дженни дернула плечом, ладонь моя соскользнула, и рука прошла сквозь тело призрака – конечно, могло ли быть иначе? – на что Норман не отреагировал.
Поцелуй все же прервался, и парочка стояла, обнявшись и поедая друг друга взглядами.
– Эй! – повторил я. Других слов у меня не то чтобы не было, но они застряли у меня в горле, а непроизнесенное вызывает ощущение удушья, будто звуки, слепившись, не позволяют вздохнуть.
Призрак что-то тихо шипел, бубнил и порыкивал, и, что самое странное, Дженнифер не только вполне его понимала, но и отвечала теми же звуками, которые казались мне не от мира сего, настолько они были нечеловеческими, варварскими, да просто нелепыми.
– Эй! – повторил я третий раз, и только тогда Дженни меня услышала, а может, просто вспомнила о моем присутствии. Неожиданно не только для меня, но и для призрака, покачнувшегося и едва удержавшегося на ногах, Дженнифер оттолкнула Нормана, и ее темный силуэт бросился в сторону, где была дверь в анфиладу, по которой мы попали в эту комнату. Естественно, я последовал за сестрой, тут же обо что-то споткнулся, но сумел удержаться на ногах. Призрак остался сзади – он, похоже, не собирался (и слава Богу!) следовать за нами, и мы – Дженнифер впереди, я следом – в почти полной темноте бежали (бежали? Скорее пробирались, нащупывая руками стены) из проклятого дома наружу, в ночь, где светили звезды, а со стороны Ратушной площади доносились тихие разговоры, казавшиеся громкими в ночной тишине.
Дома все спали. Из комнаты родителей доносился громкий храп, и я возблагодарил Бога за то, что Он не позволил отцу проснуться среди ночи. Сейчас я прекрасно представлял себе, что до конца этой истории еще далеко, и Дженнифер еще не раз покажет, на что способна, и что она совсем не такая убогая, какой выглядела и какой все ее считали. Девушка, без запинки выговаривающая такие странные слова, как «экспериментальная проверка» и «общая теория относительности», что бы эта абракадабра ни означала…