Полдень, XXI век (ноябрь 2010)
Шрифт:
Мы нарисовали плавником круг – в центре яхта. Черно-белый Конрад сидит на носу лодки и слушает радио. В его позе мы замечаем эту извечную уверенность, отличавшую Конрада от остальных еще в годы учебы. Кажется, он пережил шторм так же спокойно, как и выпускные экзамены.
Я и мисс Н. опускаемся на глубину.
Здесь холодно и пусто – лучшее место для сервировки Мести.
Если вы думаете, что за двадцать лет взрослому человеку пора позабыть о совершенно обычных обидах и разбить скорлупу подростковых комплексов, то это только потому, что у вас никогда не
Моя хранительница шепчет в беспросветной мгле. Мы вспарываем тихие воды, раскаляемся, как на углях, мыльная рябь и черная точка наверху маячат для нас финишной лентой. Я и мисс Н. набираем скорость. Вертикальный подъем.
Дно яхты медленно вытягивается, близится, сверкает зеркалом. Мисс Н. перестает шептать, и по зеркалу прокатывается судорога, рождая кадры из прошлой жизни. Эталон неудачника, избитый паренек ковыляет по колледжу. Миловидная девушка первой заговаривает с ним. Кровь из носа во время доклада. Качающий головой физрук...
Нет! Мы гудим, как скоростной экспресс, – сломать зеркало! Чтоб никто и никогда об этом не вспомнил!..
Я и мисс Н. прощаемся с водой и становимся птицей.
Только что Конрад был один на много миль вокруг, и вот мы уже составляем ему компанию. Разворачиваем корпус. Приближаемся к старому приятелю. Хэлло! Обнимемся? Земля стонет: мощное тело разрывает притяжение на фонтан соленых брызг. Наши черные глаза впиваются в маленького человека.
Сладостный миг: наконец-то Конрад нас боится! Теперь мы – мы! – стискиваем его сердце льдом. Изогнувшись дугой, я и мисс Н. смыкаем челюсти на теплокровном. Это больнее, чем капкан, это страшнее бензопилы.
Океан извергает нас, чтобы напомнить миру: все сущее делится на еду и едящих.
Зубастый амулет на пищевой цепочке.
...И медленно растекаются багровые разводы по синему полотну.
...А потом я и мисс Н. бились в экстазе, гася и разворачивая волны.
Мы закручивали хвостом водовороты.
Течения любезно стелились под плавниками – мы парили выше всех.
Когда нам надоедало парить, мы падали в воздух и вздымали цунами...
Счастье было так ослепительно, что мы не сразу заметили отсутствие воды. Поздно ощутили кровь в развороченной пасти. По привычке я и мисс Н. напрягали тело, но это еще сильнее царапало изодранные бока о шершавую палубу.
Расплывалось окружающее, предметы сливались с тенями, тени с мыслями, и как-то приглушенно звучал океан. Там, где мы оказались, этот бедняга ничем не мог помочь.
– Накручивай! Живее! – командовал хриплый голос. Издалека донеслось механическое дребезжание. Тыр-р, тыр-р. Лебедка?
Нас растянуло по палубе и стало медленно поднимать в воздух. Тогда мы затряслись яростнее, слыша скрип навеса, – вдруг оборвется? Нас оторвало от пола. Я и мисс Н. почувствовали себя висельниками; петля держала хвост – не сорваться.
– На память, Джо, – сказал другой голос, – пару снимков.
Глаза ослепили вспышки, мерзкие, уродливые отпрыски молний. Когда сияние схлынуло, мы заметили толстый канат с крюком. Вот кто нас вытащил – зуб-одиночка.
Но
Хвать!
– Глуши ее! А-а-а!!!
Вычитаем из целого руку, ребра и литры крови. Получаем смертельное неравенство.
Гвалт встает над водой; люди суетятся. Разматывается трос, меня и мисс Н. сбрасывают и тщательно колотят – как будто скалкой сейчас раскатают. Кто-то всаживает в спину острое, расклинивая мышцы и хрящи.
Мы больше не можем.
Пучины сна.
Акушер вкладывает ребенка во чрево матери – и стихия принимает мое тело. Мне теперь легче дышать, зато труднее плыть. Волны ворочают мощный корпус с бока на бок, словно ветер, гоняющий мусор по пыльным переулкам. Гудят моторы судна, доносится чья-то брань и крики чаек.
Непривычно.
Подхватить течение не в моих силах, холодная струя не стелется тропой, а презрительно плещет себе мимо, – почему?! Соль проникает в организм, свободно входит и выходит. Что-то разладилось в нашем теле, одном на двоих…
Нашем? Двое?
Мисс Н.?!
В моем нутре пусто: исчезли эти горячие сильные руки, сжимающие сердце. Больно колет разбившаяся на осколки сфера одной на двоих души. Сфера выпускает наши искры куда-то вверх, на палубу, в завернутые в полиэтилен контейнеры. На моих глазах наворачиваются слезы – нет! она же выпила их досуха! давным-давно, под кроной тополя туманной дали...
Я опять плаксивое ничтожество.
Только у меня нет набрякших век и позвоночного столба. Клятва расторгнута, мисс Н. покинула меня, и стихия мягко рокочет, приговаривает, что скоро приплывут такие, как я. С острым обонянием и манией величия. Они помогут мне раствориться, с легкостью, ибо нет более стального каркаса, великой страсти, нет моей богини шторма.
Прежде чем утонуть без всякой возможности пошевелиться, я вижу черно-белых людей. Рыбаки стоят, облокотившись на борт, и смотрят на меня, распластанного и беспомощного. В их глазах столько омерзения и страха, что воздух между нами начинает исходить паром, клубиться. Человеческие эмоции охватывают меня гигантским спрутом и тянут ко дну. Искры вылетают из дырявой души и парят вверх без оглядки, оставляя развороченное тело наедине с небытием.
Я презираю себя.
Презираю мисс Н., которая сотворила со мной это. Мы разделились, и мир вокруг не преминул измениться.
Мне нужно поскорее умереть, лелея надежду, что мисс Н. поздоровалась со смертью первой. Что она не заведет больше новых знакомств, не исказит черты человеческие. Разродившись однажды невообразимой Местью, мы должны скончаться в один день.
Реальность смазывается.
Мозг, не спеша выдернуть последние вилки из розеток, выдает предсмертное видение – персонально для меня, мелочного, гиперчувствительного мужчины, не прощающего обид.