Полдень, XXI век (январь 2011)
Шрифт:
– Затем и пришел. Вот список. Этого ты знаешь, его надо бы. Он звезд не хватает, но пашет. И по жизни у него сейчас…
– Да, я слыхал. Сделаем. А это кто?
– Этого я взял, когда мы расширялись. Молодой, но соображает. Поговори.
– Ладно, разберемся. Ты-то сам куда?
– Чапай думает. Чапай на распутье.
– Слушай… только без закидок, да?.. Короче, давай к нам, в деньгах практически не потеряешь. Бери всю архитектуру, лучше тебя я все равно не найду. Концепт ты знаешь, дальше руки у тебя развязаны. Будут идеи – обсудим.
–
– Ну вот, тебе бы только летать. Но на ближайшие годы погода нелетная, так что хочешь не хочешь, а все будут ползать.
– Угу. Кроме тех, кто делает эту погоду.
– Кто делает? Террористы?
– А ты и не врубился? Не в террористах дело, Ваня, они – только предлог еще что-нибудь закрыть. Это те, у кого есть возможности, заботятся о том, чтобы больше ни у кого таких возможностей не было. Чтобы только с их разрешения, чтобы только они решали, кому можно летать, строить, дышать, а кому нет. И за сколько. Это и есть забота о населении: они его защищают. А стадо жрет лапшу с ушей и согласно качает головами: «М-м-у-у-дро!». Общество равной невозможности в отдельно взятой стране… Уеду на хрен. С жирными котами и тупыми скотами ничего нельзя сделать. Не будет здесь ничего, понимаешь?
– Будет! Не лётом, так ползком, но будет. Делать надо – и будет.
– Тихо-тихо ползи, улитка… Ну, Бог в помощь. Прощай.
– Знаешь, Ваня, не хотела тебе говорить, но… я просто не знаю… Я давно заметила, что котлеты, куски колбасы исчезают, но теперь уже и сырое мясо! Нет, он хороший мальчик, просто не получивший…
– Мила, он всю жизнь ел что Бог пошлет. Чем соседи покормили или у монахов «трапязнул», что в лесу нашел или на огородах украл. А с десяти лет уже сам зарабатывал, скотину пас. О его хлебе, учении, воспитании – никто никогда не заботился, понимаешь?
– Но почему же не спросить, мы ведь ему не чужие, разве нам жалко…
– Он не привык. И это не всем легко.
– А так что же?
– А так – привычно. Поймают – побьют, зато не просить ни у кого, ни у своих, ни у чужих. Ему в городе все чужие. Да, в общем-то, и везде, но тут особенно, он тут, как крыса затравленная, готов на любого кинуться и вцепиться насмерть. Ладно, я поговорю… Подожди, как – сырое? Он что, жарит, печет его?..
– Да в том-то и дело, Ваня! Счетчик же все записывает: со вчерашнего вечера ни печка, ни плита не включались. А мясо исчезло. Не все, нет, осталось достаточно, но… Ванечка, я боюсь!
– Так, понятно. Теперь слушай меня внимательно. Быстро готовь то, что осталось, поняла? А то ведь все исчезнет, а я приеду голодный – и что тогда от тебя останется?
– Ванька, твои шуточки… Знаешь, а свожу-ка я его в театр. В самом деле, мы его как-то забросили за делами. Ты не пойдешь?
– Театраля, мне б до койки… Короче, филология, я через час выезжаю, так что быстро – к плите. А то я тебе устрою театр. Одного голодного актера.
– Мила, привет, ты заявку на
– Правда? Ах, вот было бы замечательно! А когда? куда?
– Предложено определиться.
– Так это же здорово! Слушай, они становятся приличными людьми! А надолго?
– Да, уже стали. На месяц. Командировочка-то на двоих: куда же без менеджера. Чертить и считать он не умеет, вот будет учиться, как делать успех без этого. Это ж теперь главное умение. Ну, мне без разницы. Да и язык он, вроде, знает. Может, пригодится вместо транслятора. Ладно, посмотрим. Как дела-то вообще?
– У Эли неприятности. Какие-то мерзкие сетевые шутники залезли в ее диссертацию и заменили все слова похабщиной… кроме предлогов.
– И кто-то заметил?
– Чему ты смеешься? У нее защита срывается! Совет – не упустив отметить своеобразие терминологии, там тоже шутники – попросил все же привести ее в соответствие. Везде улюлюкают, Москва хохочет, такого скандала давно не было. Ей на конференции посоветовали не ездить, пока все это не уляжется, а у нее доклад в плане – и отослан. Тут не до шуток! И ведь все же понимают, что она-то не виновата, – и все равно…
– А пусть разговаривает по-человечески. Ладно, вечером дорасскажешь.
– Вы знаете, Даня, я много раз смотрела «Дядю Ваню» и мне всегда казалось, что это любовь к Елене Андреевне открыла ему глаза и на труды профессора, и на него самого…
– Не-а.
– Да, по времени событий не получается, но мне и сейчас так кажется. А как вы это заметили, что не получается?
– Ня любит. Куда яму. Теленок.
– Ну-у, вы уж очень строги. А профессор Серебряков как вам?
– Червя. Бярезой надо.
– Кого березой? Профессора?
– Яво. У меня тожа черви в кишках были. Баба Марья почек бярезовых напарила, я и пил.
– И помогло?
– Ну. Им принципно.
– Как же это так имплицитно?
– Высрал.
– О боже…
– А чё, не так, что ль? Сами ж вылезли, значит, им принципно.
– Ваня, наконец-то! что ты не отвечаешь? я встаю, а тебя нет! куда ты улетел? Мы же сегодня собирались… где ты?.. У вас там что – пожар?
– Ну ты же видишь… Мила, извини, тут… Вы идите без меня.
– Подожди, но как же это… Как это случилось? Замыкание?
– Да нет, вырублено же все. Похоже, какая-то сволочь, уходя, окурок сверху кинула, а к нам затянуло. Не закрыли, козлы…
– И что, всё…
– Да не знаю, не пускают… Видишь, что творится?
– Боже, а там никто?..
– Да не было никого, а то бы раньше заметили.
– Что же тебе теперь – всё с начала?..
– Не знаю, Мила, ничего не знаю… Но похоже на то… Ладно, не бери в голову. Женьке – не надо, скажи просто, что на работе ЧП, без деталей. Я потом позвоню. Извини… я позвоню.