Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне

Бейли Джордж

Прощальная фраза Панюшкина насчет того, что «объединение — великая задача, стоящая перед вами», вероятно, может служить примером иронии в духе КГБ. В любом случае, вскоре после возвращения Йона в Берлин в декабре 1954 года стало очевидно, что советская разведка потеряла к нему интерес. Поворот в политике Москвы по германскому вопросу уже начался, и в конце концов она признала правительство Аденауэра. Вследствие того, Йона перевели под опеку MfS, и с тех пор за его безопасность и обеспечение всем необходимым отвечала ГДР. Как гласит справка КГБ, это было сделано, чтобы «предотвратить террористические акты западных специальных служб против него», а вовсе не потому, что он был узником. Ему подыскали синекуру в Восточногерманском комитете борьбы за объединение при Университете имени Гумбольдта, что расположен недалеко от Бранденбургских ворот. Здесь он писал свои соображения об объединении Германии и выступал на встречах по всей ГДР. Если не считать нечастых визитов старого

друга Кучина, Йон почти не встречался с русскими. В записях Кучина (Карпова) о деле Йона говорится, что когда заговорили о визите Конрада Аденауэра в Москву в сентябре 1955 года, Йон вроде бы предложил свои услуги, естественно, в закулисной форме, обещая раздобыть информацию у членов боннской делегации. Но КГБ отказал ему, опасаясь неожиданных проишествий во время визита, хотя Карпов отмечает, что Йон помогал информацией об отдельных членах делегации [498] . В справке КГБ об этом ничего нет, да и Йон не упоминает об этом в своей книге «Дважды через границу» («Twice Through the Lines»).

498

Frederick. Das Etide einer Legende, pp. 549—550.

БЕГСТВО ЙОНА В ЗАПАДНЫЙ БЕРЛИН

В Восточной Германии Йон ощутил некоторое послабление режима. Кампания за нейтральную единую Германию шла своим чередом. Оказавшись не слишком ценным приобретением, он понемногу становился обузой для советских и восточногерманских властей. Держать его все время под замком было невозможно. Ему требовалась свобода для общения с прессой, особенно с зарубежной прессой. Вот тут-то и сыграла свою роль его дружба с Бонд-Хенриксеном, который работал в Берлине. Весной 1955 года он интервьюировал Йона, и с тех пор они поддерживали знакомство. Йон надеялся, что с помощью Бонд-Хенриксена ему удастся ускользнуть в Западный Берлин. Естественно, в своих записях КГБ и Кучин настаивают на том, что Ион был волен уехать в любой момент. В ноябре Йон и Бонд-Хенриксен уже всерьез обсуждают разные варианты, очевидно вдохновденные моральной поддержкой принца Людвига Фердинанда Прусского.

Бонд-Хенриксен был патриотом и участником датского подполья, отсюда его связи с датской разведкой и немецким Сопротивлением, участником которого был Йон. Один из старейших друзей Бонда-Хенриксена — полковник Ганс Лундинг — возглавлял датскую военную разведку. Сразу после войны Лундинг занялся тем, что установил тайные связи с американцами и англичанами в штаб-квартире адмирала и последнего рейхсканцлера Карла Деница. С Йоном он тоже был хорошо знаком, ибо не раз встречался с ним как с президентом BfV на конференциях. И именно Лундингу принадлежит хитрый план освобождения Отто Йона [499] .

499

Henrik Bonde-Henryksen, interview with Bailey^ 13 Feb. 1994, Bonn.

Летом 1955 года должен был состояться Всемирный фестиваль молодежи в Хельсинки. Идея Лундинга состояла в том, чтобы добиться для Йона поездки в нейтральную Финляндию. Тогда он должен был лететь из Восточного Берлина в Хельсинки на чехословацком самолете с промежуточной посадкой в Копенгагене, где ему предстояло отправиться в туалет и зайти в крайнюю правую кабинку с тайной дверью. По другую сторону его должны были ждать датские агенты. Как пишет Бонд-Хенриксен, советские чиновники «в последнюю минуту» отменили поездку, в основном, из-за посадки в Копенгагене [500] .

500

Ibid. В архивах СВР нет документов, подтверждающих то, что КГБ разгадал хельсинкскую затею.

Другой план был придуман и разработан Йоном и Бонд-Хенриксеном, когда Ион обратил внимание на капитальный ремонт главного входа в Университет имени Гумбольдта, где размещался его офис. Войти и выйти можно было, несмотря на строительные леса. С другой стороны, его охранники из MfS считали такое невозможным и на всякий случай стерегли только заднюю дверь. И вот, уже покидая территорию, Йон заявил им, что забыл какую-то вещь в помещении университета. Затем сунул охранникам портфель и попросил их быть повнимательнее, так как в нем находится большая сумма денег. Затем быстро вернулся в здание и вновь покинул его, но уже через главный вход, а там уже поджидал Бонд-Хенриксен. Остальное произошло как в сказке. Всего семь минут в светло-зеленом «форде» с датскими номерами — и Бранденбургские ворота остались позади. Восточногерманские полицейские привыкли видеть машину датского журналиста, постоянно посещавшего Восточный Берлин, к тому же время было довольно спокойное, и они не стали обременять себя тщательным досмотром.

Бонд-Хенриксен

пишет, что операция планировалась в тесном контакте с берлинским представителем руководства западногерманской разведки, которое, в свою очередь, информировало о ней Герхарда Шредера, министра внутренних дел ФРГ. Наиболее деятельным участником операции был государственный секретарь Франц· Штраус, когда-то учившийся в одном классе с женой Йона. Именно Штраус передал Йону через Бонда-Хенриксена: «Он должен воспользоваться любой возможностью бежать — я гарантирую, что с ним ничего не случится». Однако свое обещание он не сдержал [501] .

501

Ibid.

О бегстве Йона в советских архивах данных нет, разве что постоянно встречаются записи о том, что он мог уехать в любое удобное для него время. Логика подсказывает, что в то время, когда в Бонн должен был впервые приехать советский посол, Москва с удовольствием предоставила немцам самим решать проблему Йона. Взрыв, который должны были устроить враждебные средства массовой информации в связи с возвращением Йона, устраивал Советы и не требовал их вмешательства. С другой стороны, Бонн жаждал законных мер, требуемых делом, и чем быстрее, тем лучше.

Возвращение Йона в Западную Германию подразумевало скандал для правительства Аденауэра, ибо судебное преследование бывшего президента BfS было почти неизбежным. А вот тут-то выходило на первый план наследство Третьего рейха в Западной Германии. На самом деле, неправда, что законодательная и исполнительная ветви власти попали в руки нацистов, но это не относится к судебной системе. В конце войны большинство немецких судей и прокуроров состояло в фашистской партии.

Недавнее прошлое проявляло себя не только в представителях закона, но и в законодательстве. Итак, во второй раз вернувшись на родину, Отто Йон сразу попал под жернова единственного выжившего нацистского подполья — судопроизводственной системы Западной Германии. Кстати, это до сих пор не дает немцам покоя. В 1993 году редактор одной из западногерманских газет получил письмо от читателя: «На процессе в Карлсруэ Йона приговорили к четырем годам за предательство, хотя прокурор требовал всего двухлетнего тюремного заключения. Разве объект разбирательства не показал, что это были за люди — убийцы двадцатого июля? Разве не жертвы?» [502] Ответ пришел через несколько дней от Гюнтера Вилмса, последнего остававшегося в живых члена Федерального суда, судившего Отто Йона: «Отто Йон был приговорен к четырем годам тюремного заключения не за предательство, потому что оно осталось недоказанным. Жестокое наказание было результатом решения судей подвести это дело под статью «беспрецедентного нарушения верности со стороны занимающего высокий пост чиновника Федеративной республики Германии» [503] .

502

Scherer Н. Letter to the Editor, Frankfurter Allgemeine Zeitung, 24 Sept. 1993, p. 13.

503

Frankfurter Allgemeine Zeitung, 4 Oct. 1993.

По сути, дело против Йона — было вызвано его утверждением, что Федеративная республика Германия (по терминологии реальной политики) — не более законное германское государство, чем так называемая Германская демократическая республика (Восточная Германия). Короче говоря, Йон сказал, что король — западногерманское правительство — голый. И государству надо было что-то делать с Йоном как нарушителем закона. Четыре года тюремного заключения — вероятно, самое меньшее, что ФРГ в то время могла себе позволить, чтобы сохранить свою суть от разоблачения. Но если говорить серьезно, то ФРГ была куда сильнее как гражданское общество, чем Восточная Германия. Когда же борьба завершилась, и ФРГ вышла победительницей в объединении Германии, многие думали, что правительство наконец-то вернется к делу Отто Йона и реабилитирует человека, чтобы он не умер с клеймом «предателя».

А вместо этого осуждение Йона было подтверждено в декабре 1995 года Верховным судом, который отверг пятую апелляцию, требовавшую на основании недоказанности вины изменить решение суда [504] . Дело было закрыто со смертью Отто Йона 26 марта 1997 года.

Часть З. БОБ ПРИНИМАЕТСЯ ЗА РАБОТУ

11. «БЕРЛИНСКИЙ ТУННЕЛЬ»: ФАКТЫ И ФАНТАЗИЯ

504

Berlin (Deutsche Press Agentur), 13 Jan. 1996.