Поле под репу
Шрифт:
О Небеса! Неужели всё повторяется, как с Тацу! И опять. Опять виновата Дуня! К чему ей приспичило задержать Ливня на дороге? Не тронь она его, не разбереди душу, не заставь решить, что он её обидел, юноша бы сочинял сказки для Муар — далеко от членистоногих тварей.
Дуня спрятала лицо. Как можно одним осторожным прикосновением принести столько разрушений? Легкокрылая бабочка. Японская… Зачем? Почему? И почему так?.. Ни Дуня, ни мир не нашлись с ответом на риторический вопрос, не успели — «омар» вдруг встал как вкопанный, а девушка, которую ничто не удерживало, продолжила движение, улетая куда-то вдаль.
Трудно понять, обрадовалась бы странница или же испугалась ещё больше, узнай она, что память всё-таки обманула, вместо действительности подсунув боязнь возможного. Да, Ливню досталось преизрядно,
— Живчик, — оценила Муар. И от удара по шее флейтист безвольно осел в сильные руки телохранителей девицы.
Наверное, её сумка волшебная: мало того что вместительная и крепкая, так ещё и… очень крепкая. Если уж китайцы не халтурят, то делают на совесть. Дуня болталась в воздухе, изо всех сил цепляясь за ремешок. Сама сумка застряла то ли среди камней, то ли в древесных корнях — с места девушки видно не было. Дуне положение не нравилось, так как теперь она висела не на перилах бесконечной лестницы и не на карнизе высотного здания, а на вполне классической скале.
Горе-путешественница медленно выдохнула и попыталась осмотреться. Ладно-ладно, не скала, но нечто каменистое и трамплином выступающее над морем. Судя по песчаному пляжику в стороне, прямо под девушкой следовало ожидать каких-нибудь рифов, хотя бурунчиков, которые обычно окружают подводные возвышенности, Дуня не углядела. Но с её-то зрением… Пейзаж прямо с рекламного буклета туристической фирмы — лазурная водичка, тёпленькая, манящая. Однако что-то туда не хотелось — метров пятнадцать, если не дольше лететь придётся, а в её одежде, без умения группироваться… как есть разобьётся. Значит, для спасения есть один путь — наверх, благо лямка не альпинистская верёвка и до плоской по горизонтали земли было не так уж и далеко, буквально только руку протянуть.
Не так уж далеко? Это Дуню оптимизмом ударило. Какой-то метр, когда твоя рука короче, что парсек для пешехода — расстояние известно да пройти невозможно. К тому же по канатам девушка лазать не умела, а ремешок сумки не страховочный трос. Да деваться было некуда, потому Дуня не сдавалась. Как там сказал Архимед? Дайте мне опору? А что длиннее рук — конечно же, ноги! С трудом нащупав носком склон, девушка поняла, что тот не такой уж и гладкий, как казался со страху, в нём имелось немало выбоин и щелей — в одну из них Дуня и попала, укрепилась, что позволило отдышаться. Следом попыталась поставить вторую ногу туда, где растёт травка…
Соскользнуть. Снова отдышаться. Попробовать опять. Передохнуть. А теперь медленно-медленно наверх. Главное — не спешить!
Ей практически удалось. Дуня уже коснулась пальцами вожделенного края уступа, когда лямка не выдержала и оборвалась.
Дуракам везёт. Круглым — чаще. Видимо, в Дуне сконцентрировалась вся нерастраченная дурь нескольких поколений Лебедевых да ещё и по линии мамы перепало — иных объяснений девушка не находила. Да тогда она их и не искала.
Перестав визжать (лёгкие опустели), странница обнаружила себя под водой. Лишённое воздуха и всё ещё движущееся с немалой скоростью тело быстро пошло ко дну. По счастью оно оказалось ровно на том расстоянии, чтобы не успеть задохнуться и вместе с тем не ушибить ноги (прежде всего лодыжки) при ударе. Благодаря скорости столкновение вышло эффективным — Дуню буквально отбросило назад, к небу. Тут-то свою положительную роль сыграло самоуправство свадебной ворожеи: если халат всё-таки мешал, но не очень, то кожаные ботиночки не тянули вниз. Страннице удалось выплыть на поверхность, а затем выбраться на берег, пустынный и в тени коварного уступа не обожённый солнцем.
— Ну, здравствуй, новый мир, — некоторое время Дуня обессиленная лежала в накатной волне. — Заодно и помылись.
Что ж, вполне логично после встречи с гигантским омаром очутиться у моря.
Девушка поднялась. Не то чтобы она была против воды или налипшего песка, но Дуне не нравилось подозрительное шевеленье на спине — так и есть, по её душу, вернее плоть, явились крабы. В их намерения явно входили разведка и последующий обед, однако странница имела те же желания — и всяким членистоногим отводилась столь же незавидная роль, что по их мнению — Дуне, но следовало добыть ёмкость и огонь.
— Сумка.
Или людей. Девушка окинула пляж взором,
— И даже традиционного комитета по встречи нет, — пожалела себя бедняжка. — А мне, между прочим, на неделе двадцать исполняется. Кажется. Да кому это интересно?
Она хотела ещё что-то добавить, но сообразив, что налицо все признаки сумасшествия, промолчала. Задумчиво посмотрев наверх, Дуня отправилась к «трамплину» за имуществом. Наверное, стоило бы обсохнуть или найти пресную воду, но девушка решила сначала забрать сумку. А зря Дуня сухарики выбросила…
Дуракам везёт? Безусловно. Или это попросту талант такой — наступать на одни и те же грабли?
Дуня, не особенно плутая, наткнулась на приличную тропку, коей воспользовалась, не потрудившись заметить, что лесная дорожка чересчур уж хороша и похожа на творение рук… хм, ног человеческих. Или, по меньшей мере, прямоходящих околоразумных. Беспрестанно чихая не оттого, что простыла, а из-за острых экзотических запахов, странница поднялась на вершину горки-трамплина. Девушку встретили солнце и ветер: голову тотчас напекло, одежду всё-таки высушило, кожу стянуло корочкой соли, как и ботинки-носки. Однако, что ей неудобства, когда Дуня увидела искомое! На захваченном бледно-зелёной травой плато, в корнях единственного здесь, росшего у самого обрыва корявого деревца неизвестной породы покоилась сумка. Она, переливчато-грязная, выгодно выделялась на фоне синеватого ствола да под сенью красноватых листьев. Дуня кинулась к верной попутчице и, споткнувшись, едва не ухнула в море снова. Спасло растяпу лишь то, что она бежала точно к сумке, которая лежала у дерева, а потому очередной полёт остановил вовсе не хлипкий, как могло показаться со стороны, ствол. Лоб загудел. Привыкшая к шишкам — чему там болеть? это же кость! — девушка философски пожала плечами и принялась изучать пузатую компаньонку. Ничего непоправимого, кстати: лямка треснула практически посередине и легко превращалась в целую при помощи скрепляющей пряжки. За починкой сумки Дуню и застали эти трое.
Люди.
Похожи на приятелей Муар: высокие, статные, шоколадно-чёрные. Лысые или, вероятнее, бритые — от висков, закрывая уши и шею, к плечам спускались во множестве жёсткие косицы, их украшали белые бусины. Впрочем, забавные причёски могли быть частью плетёных ремешков, перехватывающих лоб. Если и прихотливые в одежде, то явно по местной моде: все трое щеголяли неким подобием расшитых футболок длиною в самый раз, чтобы не демонстрировать набедренные повязки. Босые. Некоторая скудость одеяния с лихвой компенсировалась бусами и браслетами, а также лямками сумок, корзинками на верёвках и сетями на плечах. Рыбаки? Сборщики крабов, жемчуга или кораллов? Охотниками и воинами (профессиональными или, так сказать, при исполнении) мужчины не выглядели — чересчур уж яркие рубахи они носили, да и со сковывающими движения предметами имели явный перебор. Однако ж каждый опирался на копьё из тех, что при необходимости сойдут за лопату — до того толстыми были древки и широкими наконечники. Копья Дуне совсем не понравились. Не то чтобы девушке пришлось по вкусу какое-нибудь другое оружие, но в этих копьях чудилось что-то неправильное, они не вязались с общим обликом хозяев: ржавые, в зазубринах листья клинков, потёки на древках и всё те же, неуместные, белые бусы у креплений.
Пока странница изучала аборигенов, те, ненавязчиво окружив, изучали её. Они не проявляли враждебности, молча, не моргая, смотрели на девушку чёрными глазами. Их взгляды не были цепкими, скорее, проникновенными, если не сказать — проникающими… и какими-то бездушными одновременно. Ни любопытства, ни тревоги, ни азарта, ни вожделения. Даже огонька безумия и того не было! Потому что ничего не было. Это… это как всматриваться в отражение собственного зрачка. А ещё копьеносцы принюхивались, словно псы мелко подёргивая носами — можно сказать, забавно при их-то плоских, как блин, лицах, если бы не челюсти. Те, мощные, портя общую картину, выдавались вперёд. Казалось, они, прилепленные к людям по пьяной ошибке Создателя, хотели отвалиться да поискать себе хозяев пострашнее, отчего лишь выпячивались ещё дальше. Наверняка неудобно до крайности!