Полечу в пропасть
Шрифт:
Он подошел и обнял меня.
Не нужно было слов, не нужно объяснений. Он знал, что я в этом не нуждаюсь, поэтому он просто обнял меня. Я влюблялась в него всё больше и больше каждый миг, каждую секунду, и мне так страшно, клянусь, так страшно становилось от этого! Я представила, что могу потерять его, что могу потерять, и, просто…
Рыдания вышли наружу, я не могла уже сдерживать себя. Но это были слёзы счастья. Определенно, счастья.
По-другому и быть не могло.
—
Он впился своими губами в мои, заставив замолчать.
Этот поцелуй был совсем не таким, как тот другой, на ярмарке. Этот был нежным, изучающим, мы попытались внести в него как можно больше чувственности и как можно больше любви. Тот же был страстным, нетерпеливым.
Как только наши губы и сердца разъединились, он произнес:
— Я тоже люблю тебя, Дженн, — он положил мою руку на свою грудь, в то место, где должно быть сердце. — Слышишь, как оно стучит? — его сердце выбивало чечетку в груди, задавая бешеный ритм. — Это делаешь ты со мной.
Он нехотя отстранился, я нехотя отпустила его, понимая, что должна это сделать. Он, поцеловав меня в макушку, безмолвно попросил разрешение пойти забрать вещи, и я, конечно же, согласилась.
Присев у окна, я посмотрела, как спадает пелена тумана с этого места.
И я увидела её.
Пропасть.
***
Написав Адаму письмо, в которое мне хотелось вложить, как можно больше чувственности и любви, я скатилась с кровати. Он всё ещё раскладывал вещи, а я страдала от любви к нему. Мне не хотелось потерять его.
Так почему же мне не потеряться самой?
Я не хочу видеть, как он умирает.
Так почему же мне не умереть самой?
Я не хочу видеть, как он испытывает боль.
Так почему же мне не испытать её самой?
Когда я вышла на улицу, то подошла к краю пропасти, которая была слишком, слишком большой, чтобы упасть туда и выжить.
Но что, если… что, если я полечу?
Что, если… у меня есть крылья?
Присев на край, я задалась вопросом: «что, если это тот самый момент?».
И ответила для себя: «да».
Поднявшись, я раскинула руки в стороны и подняла глаза, посмотрев в небо. И я вспомнила Адама. Я знала, что он улыбается.
И не смогла не ответить ему улыбкой.
Позади себя я
— Дженн, что ты… — начал он, но осекся. – Нет, не делай этого! — вскрикнул он, и я услышала шаги позади себя.
Пора.
— Я люблю тебя, — то ли прошептала, то ли закричала я.
На моем лице заиграла улыбка.
В моем сердце была любовь.
Моя душа освободилась.
А затем я прыгнула.
И, клянусь, что, летя вниз, я увидела крылья у себя за спиной.
20 глава.
Адам стоял на своем месте, и не в силах пошевелиться, он замер. Весь мир утратил значение, перед собой он видел пропасть и Дженн, которая ещё несколько секунд назад стояла здесь же.
Ему не верилось. Ему просто не верилось.
Ещё час назад она говорила с ним, улыбалась, признавалась в любви. Сейчас её уже нет. Он никогда не увидит её радости, он никогда не увидит её, любимую, самую лучшую, его Вселенную.
Он хотел вернуть. Он хотел вернуть время вспять, понять, почему всё сложилось именно так. Он хотел…но не мог.
Не мог. Какое странное словосочетание. Он хочет, но не может. Так всегда, всегда так было в жизни. Мы не можем, и руки опускаются, а тело дрожит от горя.
Парень не плакал. Нет, он не плакал. Он не мог плакать. Все его чувства ушли на второстепенный план, для него имела значения только она.
Адам рухнул на землю, боясь произнести что-то. «Что испытывала она?» — задался вопросом парень. Покой? Умиротворение?
Руки начали непроизвольно дрожать, словно тело билось в конвульсиях. Но что он мог сделать с этим? Ничего. Ему было абсолютно всё равно. Главное для него — Дженн. Он знал, что без нее он не уедет отсюда, не уйдет.
Он не верил. Он всё ещё не верил.
Он не верил в то, что её больше нет и никогда не будет. Адам не мог этого осознать. Тяжесть реально обрушилась на него в один миг, и он не мог ничего сопоставить этому проклятию.
Ему страшно. Впервые за жизнь ему было действительно страшно.
Парень посмотрел вперед, туда, где стояла Дженни. Она… просто не могла сделать такое. Она не могла так поступить с ним, зная, что это принесет ему нечеловеческую боль. У Адама было такое чувство, что душа отделилась от тела, и у него нет ни мыслей, ни морали, ни совести.
У него действительно ничего не было. Даже Дженн.
Дженн, его маленькая Дженни. Все секунды, все минуты проведенные вместе всплыли в голове, словно этим хотели показать, насколько тяжелая утрата, насколько он бесполезен, потому что не может уже ничего изменить.