Полет дракона
Шрифт:
– Я не боюсь смерти. И, уходя, заберу с собой многих из вас. Дорогу!
Толпа не выдержала напряжения, и начала медленно расступаться.
Кто-то негромко сказал:
– Отпусти его, Гунда. Это не человек!
Юань и Ли-цин, не отстававшая от него ни на шаг, проехали сквозь строй застывших, как зачарованных, разбойников.
Когда они удалились шагов на тридцать, Юань, чувства которого были обострены до предела, услышал скрип тетивы.
Мгновенно обернувшись, он на лету перехватил, пущенную в Ли-цин стрелу. В железных пальцах китайца древко переломилось, как соломинка.
Юань бросил обломки
Разбойники попятились. Люди с первобытной, очень развитой интуицией, они почувствовали, что за этим человеком стоит какая-то неодолимая, грозная сила.
– Шайтан! – Охнул кто-то из них.
Вся банда не двинулась с места до тех пор, пока силуэты двух всадников не растворились в сиреневой дымке горизонта.
Вечером путешественники спустились в овраг, в котором их не могли заметить со стороны, и расположились на отдых.
Юань нашел небольшой ручей, напоил и стреножил коней.
– Нам следует пристать к какому-нибудь каравану. – Сказал он девушке. – Я не могу воевать против всей Азии.
Неподалеку от путников раздавалось тихое скуление, и мелькали светящиеся, зеленые глаза.
– Волки! – Испуганно сказала Ли-цин.
– Не бойся! – Успокоил ее Юань. – Нас будет охранять тот, к кому не подойдет ни один, даже самый страшный зверь.
Ночью он долго не мог уснуть. Вспоминал монастырь, Настоятеля, учителя Бао, и свои странствия с Ильханом.
Все его чувства были обострены событиями последних дней. Он ощущал на щеке жаркое дыхание Гуя. Призрак грозного тигра сопровождал его во все минуты опасности.
Подле него была красивая, юная девушка. Но, он странным образом не чувствовал к ней ничего, кроме братской привязанности.
За эти годы он лишил жизни десятки людей, но никогда не нападал первым. Их гибель была лишь следствием необходимой защиты.
Ему помогали. Он хорошо это чувствовал. И боялся лишь одного: поступить не так, как следовало, боялся лишиться помощи и уважения стоящих за ним незримых сил.
По-видимому, единственное, чем он мог оправдать свое фантастическое искусство воина, это – помощь другим людям. И сегодня ему очень хотелось помочь Ли-цин обрести то счастье, к которому она так стремилась.
ОСАДА ЭРШИ
После ночного боя, устроенного Юанем во время освобождения Ли-цин, всякие переговоры между Ли Гуан-ли и Мугуа прекратились.
Армия взяла крепость в плотное тройное кольцо. Движение в город и из него прекратилось.
Следует сообщить Читателю, что земледельческая цивилизация Древнего Китая никогда не была агрессивной, и приоритет отдавался мирным профессиям. Знаменитые слова «Возвеличивай культуру, принижай войну!» прозвучали в Китае еще в глубокой древности. Война же испокон веков рассматривалась китайцами, как грустная необходимость и исполнение обязательного долга. Полководцы-победители пользовались уважением, но никогда не были триумфаторами.
Истоком такой позиции служило глубокое понимание разрушительной
Китайцев всегда отличало упорство, и поразительное умение сконцентрировать все силы на стоящей перед ними задаче. Выполняя приказ Сына Неба, его подданный шел и действовал до тех пор, пока цель не была достигнута, или смерть не останавливала этот мощный сгусток энергии.
В третий раз воины Хань стояли у стен Эрши.
Ли Гуан-ли хорошо сознавал, что еще одного поражения ему не простят. Он не торопился. Подобно тигру, готовящемуся к прыжку, он выжидал, и тщательно взвешивал все свои возможности.
Здесь, несомненно, стоит коротко познакомить Читателя с военными возможностями Китая того времени.
Древняя китайская доктрина утверждала, что будущее развитие военной ситуации во многом определяется силой духа полководца.
При этом мудрый военачальник должен был избегать внешнего противостояния. «Умный полководец не бывает воинственным». – Говорил великий Лао-цзы. Истинному стратегу предписывалось следовать естественному ходу событий, и использовать его в своих интересах.
Подобно мудрому дракону полководец создавал планы своих действий, отражавших скрытую глубину видимых событий. Бросался в бой стремительно, как свирепый тигр, ведя за собой ловких, как леопарды и преданных, как псы, воинов.
Уже во времена династии Шан {94} китайские воины пользовались бронзовым оружием. Копья, топорики и кинжалы для ближнего боя, алебарды - «Гэ», цепи, крючья, трезубцы, стрелы с бронзовыми наконечниками и луки, сила натяжения которых могла достигать 160 фунтов.
Защитой воинам служили кожаные и бронзовые доспехи. На щитах укреплялись тонкие бронзовые пластины.
Сейчас трудно сказать, когда именно в Китае появилась лошадь. Но, начиная с V в до н.э в сражениях стали принимать участие конные всадники. Один из повелителей северного царства Чжао, невзирая на протесты, заставил своих воинов облачаться в «варварские» одежды – короткие штаны и куртку, что было значительно удобнее привычных для них халатов. Длинная одежда мешала воину, и превращала его действия в неэффективные.
94
Шан – 1500-1100 гг. до н.э.
На больших, открытых пространствах использовались поддерживаемые пехотой колесницы, экипаж которых мог состоять из трех человек: возницы, лучника слева и воина с алебардой справа. Пять колесниц составляли отделение, а пять отделений – отряд. К каждой колеснице приставлялось 10-25 пехотинцев, а иногда, и авангард до 125 воинов. Шаньская колесница была прямоугольной формы, на двух крепких колесах, с множеством спиц . В повозку запрягали двух лошадей.
Сражение на быстро движущихся колесницах требовало большого мастерства. Его, как правило, приобретали в мирное время, на охоте.