Полет летучей мыши
Шрифт:
Харри встал.
– Это Отто Рехтнагель, профессиональный клоун, 42 года, последние десять лет гастролировал с «Передвижным австралийским парком развлечений». Вне гастролей живет один в Сиднее, дает в городе собственные представления. Личное дело чистое. По половым правонарушениям не привлекался. Известен как славный и спокойный, слегка эксцентричный парень. Важно то, что он знал убитую, был завсегдатаем в баре, где она работала. Их связывали теплые, дружеские отношения. Очевидно, в ночь убийства Ингер
– Едой для собаки? – рассмеялся Лебье. – В полвторого ночи? Стало быть, у нашего клоуна тоже бывали завсегдатаи.
– Вот что смущает, – сказал Харри. – Отто Рехтнагель с десяти лет создавал себе имидж стопроцентного гомосексуалиста.
По комнате прокатились усмешки и бормотание.
– Что ж, по-твоему, такой педераст мог убить семь женщин и в шесть раз больше изнасиловать? – со вздохом протянул Уодкинс.
В комнате появился Маккормак. О теме собрания его известили заранее.
– Если ты всю жизнь был благополучным педерастом и все твои друзья такие же, то понятно, как становится не по себе, когда замечаешь, что тебе нравятся бабенки. Черт, ведь мы живем в Сиднее, единственном городе, где на людей с нормальной ориентацией смотрят косо.
В его гомерическом хохоте утонуло хихиканье Юна, глаза которого превратились в две едва различимые щелочки.
Но Уодкинс, несмотря на поднявшееся веселье, старался не уходить от темы.
– И все-таки кое-что тут не сходится, – почесал он затылок. – Действовать так холодно и расчетливо, а потом поступить так неосторожно: пригласить жертву к себе домой… В смысле, он же не знал, что Ингер никому ничего не скажет. Иначе все следы указывали бы на него. К тому же других женщин он вроде бы выбирал наобум. Зачем изменять схеме, нападая на кого-то из знакомых?
– Все, что мы знаем, – это то, что у этого гада нет никакой схемы. – Лебье подышал на одно из своих колец. – Напротив, кажется, он любит перемены. Не считая того, что жертва должна быть блондинкой, – он протер кольцо рукавом, – и должна быть задушена.
– Один к четырем миллионам, – повторил Юн.
Уодкинс вздохнул:
– Ладно, сдаюсь. Может быть, наши молитвы были услышаны и он совершил эту ошибку.
– Что теперь? – спросил Маккормак.
Слово взял Харри:
– Сейчас Отто Рехтнагель, скорее всего, не дома. Вечером у него на Бонди-Бич премьера с цирковой труппой. Предлагаю на нее сходить, а задержание произвести сразу после представления.
– Да наш норвежский коллега любит драматические эффекты, – сказал Маккормак.
– Если отменить представление, пресса сразу разнюхает, в чем дело, сэр.
Маккормак медленно кивнул:
– Уодкинс?
– Я – за, сэр.
– Отлично. Приведите его сюда, ребята.
Эндрю
– Неужели тебе так больно улыбаться? – спросил Харри.
– Мне все делать больно. Даже думать и то больно, – сердито ответил Эндрю.
Рядом на ночном столике стоял букет цветов.
– От тайной обожательницы?
– Можно сказать и так. От Отто. А завтра придет Тувумба. А сегодня вот – ты. Приятно думать, что тебя любят.
– Я тоже кое-что тебе принес. Пока никто не видит. – Харри протянул огромную, почти черную сигару.
– A, maduro.Разумеется. От моего дорогого норвежского amarillo. – Эндрю улыбнулся и осторожно засмеялся.
– Как долго мы с тобой знакомы, Эндрю?
Эндрю погладил сигару, как котенка.
– Несколько дней, приятель. Скоро, глядишь, побратаемся.
– А сколько тебе нужно времени, чтобы как следует узнать человека?
– Как следует узнать? – Эндрю завороженно понюхал сигару. – Ну, Харри, самые протоптанные тропинки в этом темном и дремучем лесу находишь почти сразу. У кого-то эти пути прямые, ухоженные, с освещением и указателями. Кажется, они готовы рассказать тебе все. Но именно тогда нужно быть осторожнее всего. Потому что лесные звери не живут на освещенных дорогах. Они живут в чащах и зарослях.
– И много нужно времени, чтобы это изучить?
– Зависит от тебя. И от леса. Иногда лес попадается темнее обычного.
– А твой лес? – спросил Харри.
Эндрю спрятал сигару в ящик стола.
– Темный. Как maduro. – Он посмотрел на Харри. – Но ты, конечно, знаешь, что…
– Да. Один твой друг рассказал мне кое-что об Эндрю Кенсингтоне.
– Тогда ты понимаешь, о чем я. Как не попасться на хорошо освещенный путь. Но у тебя есть тоже пара темных пятен. Наверное, объяснять тебе ни к чему?
– Что именно?
– Скажем, я знаю одного человека, который, к примеру, бросил пить.
– Все знают таких, – пробормотал Харри.
– Каждый оставляет за собой след, ведь так? Прожитая жизнь – это книга, которую просто надо уметь читать.
– А ты умеешь?
Эндрю положил свою огромную руку ему на плечо. «Он стал живее», – подумал Харри.
– Хороший ты парень, Харри. Мой друг. Думаю, ты все понимаешь, так что не ищи там, где не найдешь. Я всего лишь один из миллионов одиноких душ, пытающихся жить на земле. Иногда у меня даже получается сделать что-то хорошее. Вот и все. Я не так много значу, Харри. Не ищи во мне – это бесполезно. Да в конце концов и неинтересно.