Полет мотылька

Калугин Алексей Александрович

– Ты так считаешь? – загадочно прищурился Алекс.

– А ты, конечно же, уверен, что это часть проводимой властями политики по свертыванию программы генетического картирования! – ответил Юлий Никандрович, с трудом сдерживая возмущение.

– Ты знаешь, Юлик, – Петлин помахал рукой, разгоняя раздражавший глаза сигаретный дым, – с тех пор как ты ощутил вкус спокойного, благополучного существования на государственных дотациях, твои суждения по многим вопросам резко изменились. Я не осуждаю тебя за это, просто пытаюсь понять, почему так происходит?

Геннадий Павлович старался внимательно следить за тем, о чем шла речь за столом, но в какой-то момент он понял, что ему становится скучно. Пиво

было выпито, а раскладывать фишки для игры никто не собирался. Поскольку каждый из спорщиков стоял на своем, упорно не желая принимать во внимание аргументы противоположной стороны, разговор верно превращался в переливание из пустого в порожнее. К тому же аргументы что у тех, что у других были какими-то очень уж жиденькими. Если бы Геннадию Павловичу была предложена роль арбитра, то он бы объявил ничью. Только не в том смысле, что соперники сражались на равных, а в том, что оба проиграли. По мнению Геннадия Павловича, истина, которую каждый пытался перетянуть на свою сторону, лежала посередине. И чтобы не понять это, нужно быть либо беспросветным тупицей, либо упертым до предела догматиком. А весь фокус заключался в том, что судьба программы генетической чистки в России ни от кого не зависела. Она, как и все процессы в этой стране, будет развиваться спонтанно, направляемая то в ту, то в другую сторону внезапно возникающими факторами, ни объяснить, ни тем более уж предсказать которые было невозможно. И во что она выльется в конечном итоге – бесполезно было даже гадать. Нужно было просто подождать, чтобы увидеть, что произойдет. Хотя, скорее всего, не произойдет ничего. Все потихоньку утрясется и встанет на прежние места. Можно подумать, прежде не было революционных программ, призванных изменить все общественные устои. И чем все они закончились? Вот именно – одни названия остались! «Кончайте, наконец, заниматься ерундой, парни! – хотелось громко сказать Геннадию Павловичу. – Мы ведь все свои ребята, знаем друг друга не первый год. И с головой у нас все в порядке, слава богу, и с генами. Так чего ради пыль поднимать? Какое нам дело до всех этих генетических уродов, что бродят вокруг? Потенциальная угроза обществу – ну так пусть общество само с ними и разбирается! Нам-то до всего этого какое дело? Мы здесь собрались не для того, чтобы решать мировые проблемы, – просто поболтать. Ну так и давайте займемся своим делом – разложим фишки, закажем еще пивка! Да и горячее не помешало бы…» Но почему-то Геннадию Павловичу казалось, что реакция на его сентенцию окажется совсем не той, какую он хотел бы видеть. Ему все же хотелось быть понятым, а не просто высказаться по обсуждаемому вопросу, поэтому он счел за лучшее промолчать.

И вдруг Геннадий Павлович почувствовал, что упустил нить разговора и уже почти не понимает, о чем говорят за столом. Когда же он попытался сосредоточиться, то начало происходить и вовсе нечто странное. Фигуры людей, сидевших за одним с ним столом, стали нечеткими, лица поплыли, словно акварельные рисунки, облитые водой, сделались совершенно неузнаваемыми. Геннадий Павлович медленно провел ладонью по лбу, покрывшемуся испариной, и судорожно сглотнул подкативший к горлу кисловатый комок. «Это все жара и духота, – подумал он. – Определенно, сегодня неблагоприятный день». Геннадий Павлович откинулся на спинку стула, глубоко, судорожно вздохнул и закрыл глаза.

Алекс посмотрел на Геннадия Павловича и быстро затушил в пепельнице недокуренную сигарету.

– Он уходит от нас, – с тревогой произнес он.

– Нервный срыв? – спросил Юлий Никандрович.

– Не похоже, – качнул головой Алекс.

Подавшись вперед, он внимательно осмотрел лицо Геннадия Павловича, после чего достал из кармана крошечный датчик и приложил его к левому виску Калихина.

– Все показатели в норме, –

сказал он, взглянув на светящееся табло. – Он просто пытается закрыться.

– Мы перегрузили его информацией, – предположил Юлий Никандрович.

– Нет, – возразил Алекс. – Все дело в том, что информация, которую мы ему даем, слишком уж неоднозначная. Он не может определить свое отношение к происходящему.

– Между прочим, я предупреждал об этом, – заметил Анатолий Викторович.

– И что теперь? Попробуем дожать?

– Для начала следует добавить конкретики.

– Ты имеешь в виду историю об оборотнях?

– Не об оборотнях, а о ликантропах.

– Примитив, – презрительно скривился Алекс.

– Именно это и любит массовый зритель, – Анатолий Викторович осторожно коснулся пальцем кнопки на динамике и слегка надавил на нее, увеличивая уровень звука. – Этот, как ты выразился, «примитив» неизменно срабатывает, поскольку большинство наших сограждан, вопреки совету классика, готовы до бесконечности умножать число сущностей вообще без какой-либо на то необходимости. Вот так-то. – Анатолий Викторович хитро улыбнулся и еще немного увеличил уровень звука.

– Осторожно! – нервно дернулся Юлий Никандрович.

– Я похож на дилетанта? – умильно посмотрел на него Анатолий Викторович.

– Прямо уж и сказать ничего нельзя, – обиженно насупился Юлий Никандрович.

– Хватит болтать, – Алекс коснулся датчиком левого виска Геннадия Павловича. – Он уже на пределе. Надо вытаскивать, или он совсем уйдет.

– Нет проблем, – усмехнулся Анатолий Викторович и еще раз надавил на кнопку динамика. – Оператор! – громко произнес он. – Дайте пленку «Ликантропия»!

«Мы уже не раз получали сообщения о страшных в своей бессмысленной жестокости случаях нападения на людей, имевших место в Вологодской области, – раздался из динамика голос популярного ведущего телешоу. – Сегодня мы имеем возможность рассказать вам, дорогие телезрители, всю правду о том, что происходило там на самом деле».

Алекс толкнул Геннадия Павловича в плечо:

– Генка, ты о чем задумался?

Геннадий Павлович открыл глаза и растерянно посмотрел по сторонам:

– Я?..

Он чувствовал себя как-то странно. Как будто спросонья, когда сон и явь накладываются друг на друга, создавая сюрреалистическую картину мира, которая живет всего лишь миг. И еще Геннадию Павловичу казалось, что он не помнит, что произошло перед тем, как Алекс толкнул его. Вроде как Юлик и Алекс спорили о чем-то… Да, о листовке, которую он им показал!.. А что же было потом? Чем закончился спор? Кажется, они так и не смогли прийти к согласию…

– Смотрите, ребята! – воскликнул Анатолий Викторович. – Я видел эту передачу вчера!

Мгновенно потеряв тонкую, как паутинка, нить размышлений, Геннадий Павлович повернулся, чтобы только мельком взглянуть на экран. И больше уже не мог отвести взгляд в сторону.

Глава 9

Ведущий в белой рубашке с аккуратно подвернутыми манжетами, в узких черных брюках, из-под которых выглядывали носки черных лаковых штиблет, ступил на подиум и оказался рядом со стулом без подлокотников, но с высокой резной спинкой. На стуле сидел человек в темно-зеленой солдатской форме, которую принято называть парадной. Красные погоны на кителе перечеркнуты тремя узкими золотистыми полосками сержантских лычек. Лицо сержанта скрывала дурацкая клоунская маска с длинным красным носом и растянутым до ушей ртом. То ли сидеть ему было неудобно, то ли чувствовал он себя неуютно, только поза у него была как у приговоренного к казни на электрическом стуле – прямая, напряженная спина плотно прижата к спинке, ноги упираются пятками в основания ножек, руки лежат на коленях ладонями вниз.