Полет шершня
Шрифт:
– В ту же ночь, – продолжил Петер, – это было позавчера, молодой человек по прозвищу Школьник явился в джаз-клуб на набережной, встретился там с мелким преступником по имени Лютер Грегор и попросил того помочь ему сбежать в Швецию. – На лице Арне отобразился ужас. – Это был Харальд, верно?
Арне промолчал.
Петер откинулся на спинку стула. Что ж, невозмутимость Арне утратил, но в целом оборону держал неплохо. У него наготове объяснение практически по всем пунктам, которые предъявил ему Петер. Хуже того, очень умно он оборачивает в свою пользу враждебность,
Тильде налила в кружку чаю и, не спросив Петера, подала ее Арне. Петер промолчал: это входило в сценарий. Трясущейся рукой Арне принял кружку и жадно приник к ней.
– Арне, положение ваше – не позавидуешь, – мягко проговорила Тильде. – И хуже всего, что теперь дело касается не только вас. Вы втянули в это родителей, невесту, младшего брата… У Харальда серьезные неприятности. Если так пойдет дальше, юный Харальд окончит свои дни на виселице, как шпион, и виновны в этом будете вы!
Арне, обхватив ладонями кружку, с подавленным видом молчал.
«Еще немного, и он сдастся», – подумал Петер.
– Но мы можем договориться, – продолжила Тильде. – Расскажите нам все, что знаете, и мы поможем вам с братом избежать смертной казни. Я понимаю, моего слова недостаточно, но через несколько минут здесь появится сам генерал Браун. Он гарантирует вам жизнь. Но сначала вы должны открыть нам, где Харальд. Если вы этого не сделаете, то умрете. И ваш брат умрет.
Страх и сомнение отразились на лице Арне. Наступило молчание. Наконец Арне принял решение. Поставил кружку на поднос. Поглядел сначала на Тильде, потом на Петера.
– Подите вы к черту! – произнес он тихо, но четко.
Петер в ярости вскочил на ноги.
– Кто пойдет в черту, так это ты! – прокричал он и пнул свой стул так, что тот повалился. – Совсем не соображаешь, во что влип?
Тильде, поднявшись с места, неслышно вышла.
– Если не пойдешь нам навстречу, тебя передадут гестапо! А там не станут предлагать чай и распинаться в любезностях. Тебе вырвут ногти, подпалят пальцы на ногах, присоединят электроды к губам, поливая при этом холодной водой, чтобы боль была посильнее. Тебя разденут и будут бить молотками. Разобьют лодыжки и коленные чашечки, так что ты никогда не сможешь ходить, и будут бить, бить и бить, но так, чтобы ты был в сознании и визжал от боли. Ты будешь визжать и молить о смерти, но тебя не убьют – пока не заговоришь. И ты заговоришь. Вбей это себе в голову: ты заговоришь. В конце концов, говорят все.
– Знаю, – побелев, тихо ответил Арне.
Эта его стойкость, несмотря на явные признаки страха, сбивала с толку.
Дверь отворилась, вошел генерал Браун. Ровно в шесть часов, как и договорились с Петером. Браун, как всегда, был подтянут, отглажен, с кобурой на боку, и являл собой воплощение ледяной деловитости. Пораженные легкие вынудили его изъясняться почти шепотом:
– Это тот человек, которого мы отсылаем в
Арне, несмотря на ранение, оказался быстр и ловок.
Петер смотрел в другую сторону, на Брауна, и лишь смутно заметил, как Арне потянулся к подносу. Тяжелый фаянсовый чайник, пролетев, ударил его в скулу, залив чаем физиономию. Протерев глаза, он увидел, что Арне насел на Брауна. Раненая нога не помешала ему повалить генерала на пол. Петер вскочил, но было поздно: пока Браун барахтался на полу, Арне успел расстегнуть кобуру и выхватить пистолет.
Двумя руками держа оружие, он направил его на Петера.
Тот замер. Это был девятимиллиметровый «люгер», в боевой комплект которого входит восемь патронов, но заряжен ли он? Может, Браун носит его для красоты?
Сидя на полу, Арне отполз так, чтобы спиной опереться на стену.
В дверь, которая осталась открытой, вошла Тильде:
– Что тут?..
– Стоять! – рявкнул Арне.
Петер судорожно соображал, хорошо ли Арне владеет оружием. Конечно, он кадровый военный, но, может, в авиации уделяют стрельбам не так много внимания?
Словно отвечая на вопрос, Арне так, чтобы все видели, уверенным движением снял пистолет с предохранителя.
Позади Тильде виднелись двое полицейских, которые конвоировали Арне из камеры.
Никто из них – ни эти двое, ни Петер с Тильде – не были вооружены. В тюремную камеру с оружием входить строго запрещено именно из тех соображений, что заключенные могут проделать то, что проделал Арне. Однако Браун считал, что его этот запрет не касается, и ни у кого не хватило духу потребовать, чтобы он при входе оружие сдал.
А теперь они все в руках у Арне.
– Тебе не уйти, – пробормотал Петер. – Здесь крупнейшее полицейское соединение в Дании. Нас ты уложишь, но там, дальше, полно людей с оружием. Мимо них не проскочишь.
– Знаю, – все с той же зловещей решимостью сказал Арне.
– Неужели вы решитесь убить так много ни в чем не повинных полицейских-датчан? – жалобно поинтересовалась Тильде.
– Нет, не решусь.
Головоломка начала складываться. Петер вспомнил, что сказал Арне, когда он его подстрелил: «Лучше бы ты меня убил, чертов кретин!» Это сходилось с тем фаталистским отношением, которое Арне проявлял с той самой минуты, как его арестовали. Он боялся, что может предать своих друзей и даже своего брата.
Петер внезапно понял, что должно произойти. Арне решил, что единственный способ полностью оградить себя от опасности, – умереть. Но Петер-то хотел, чтобы его пытали в гестапо и чтобы он выдал свои секреты! Он не мог допустить смерти Арне.
Несмотря на дуло, направленное прямо на него, он кинулся к Арне. И Арне в него не выстрелил. Нет, он повернул пистолет дулом к себе и прижал отверстие к шее под подбородком.
Петер всем телом рухнул на Арне. Раздался выстрел.
Петер выбил пистолет из руки Арне, но было поздно. Кровь и мозг веером брызнули на светлую стену, зацепив и физиономию Петера. Тот, перекатившись на пол, неловко вскочил на ноги.