Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Начиналось оно, конечно, с длинного перечня официальных восхвалений: «Великий Черный Слон, Сотрясающий Землю…»
Далее шел длинный список подвигов, совершенных Гандангом с того дня, как он покинул королевский крааль в Табас-Индунас: поход на восток, битва в ущелье, смерть изменника и работорговца Бопы — все вплоть до сегодняшней встречи с белым человеком. После цветистого описания великолепного наряда чужеземца — Ганданг знал, что оно заинтересует отца, — послание цитировало требование Бакелы предоставить ему «право дороги» в Табас-Индунас.
Гонцы по очереди пересказывали длинное послание, и Зуга, хоть и не подал виду, с изумлением
Получив от индуны запечатанный конверт с рекомендательными письмами, гонцы, сидевшие на корточках, вскочили на ноги, отсалютовали индуне и гуськом побежали на запад.
Ганданг повернулся к майору:
— Ты останешься стоять здесь лагерем, пока король не пришлет ответ.
— Когда это произойдет? — спросил Зуга.
— Когда королю будет угодно! — сурово отрезал индуна.
С тех пор охотникам никто не досаждал. Вокруг лагеря, карауля посменно днем и ночью, расположилась дюжина воинов-амадода, однако ни один из них не пытался проникнуть за колючую ограду. Пленники и их собственность были неприкосновенны — пока не поступит приказ убить их.
Основная часть импи матабеле стала лагерем в четверти мили ниже по течению реки. Каждый вечер индуна приходил к белому человеку и проводил с ним час-другой у костра за неторопливой серьезной беседой.
Дни ожидания сливались в недели, и взаимное уважение двух мужчин постепенно переросло в нечто вроде дружбы. Оба были воинами и любили поговорить о былых походах, стычках и сражениях, оба умели ценить достоинства человека, живущего в согласии с законами своего народа, пусть даже законы у каждого свои.
«Я считаю его джентльменом, — писал Зуга в своем дневнике, — прирожденным джентльменом».
Ганданг, лежа на циновке рядом с Джубой, отозвался о майоре еще короче:
— Бакела — мужчина.
Носильщикам Зуги позволялось передвигаться за пределами лагеря, рубить деревья и собирать листья для строительства хижин — впервые за много дней майор проводил ночи в тепле и сухости. Относительный комфорт и вынужденный отдых от бесконечных переходов быстро поправили его здоровье. Глубокая рана на щеке полностью зажила, оставив после себя блестящий розовый шрам. Плечо срасталось, ушибы почти не болели, он забросил костыль и снял перевязь с руки. Через неделю он был уже в состоянии справиться с тяжелым слоновым ружьем.
Однажды вечером майор предложил индуне поохотиться вместе, и Ганданг, которого затянувшееся безделье тяготило не меньше, охотно согласился. Амадода окружили стадо капских буйволов и погнали топочущую черную волну туда, где ждали вожди. На глазах у Зуги стройный индуна поднялся во весь рост и на бегу, даже без щита, свалил матерого быка, вонзив широкий наконечник ассегая между ребрами огромного животного. У Зуги для такого подвига не хватало ни умения, ни мужества.
Ганданг, в свою очередь, наблюдал, как майор вышел с ружьем навстречу разъяренному ревущему слону. Грянул выстрел, и слон, подняв облако пыли, рухнул на колени. Индуна подошел к нему следом за Зугой и коснулся небольшой черной дырки в толстой серой шкуре, чуть выше первой кожной складки в основании хобота.
«Хау!» — благоговейно произнес Ганданг, рассматривая окровавленный палец.
Это было выражение глубочайшего восхищения. У него самого был мушкет марки «тауэр», изготовленный в Лондоне в 1837 году. Индуна пробовал стрелять
Ганданг знал, что при стрельбе необходимо плотно закрывать рот и глаза, задерживать дыхание и не забыть выкрикнуть заклятие, чтобы отпугнуть демона, живущего в пороховом дыму, иначе злой дух проникнет через глаза или рот и овладеет стрелком. Чтобы послать ружейную пулю как можно дальше, на спусковой крючок надо давить сильно и резко, словно бросая копье, а чтобы уменьшить отдачу, следует не прижимать приклад к телу, а отводить его на расстояние. Ганданг неукоснительно соблюдал все эти правила, однако ни разу не сумел поразить ни зверя, ни человека и в конце концов забросил ружье, предоставив ему покрываться ржавчиной, хотя регулярно полировал свой ассегай до зеркального блеска.
Он в полной мере оценил величие подвига, совершенного белым человеком с такой очевидной легкостью. С каждым днем, проведенным вместе, взаимная симпатия двух воинов возрастала. О настоящей дружбе, впрочем, говорить не приходилось: слишком глубока была пропасть, разделявшая их народы, да к тому же в любую минуту с запада мог примчаться гонец с королевскими словами: «Булала умбуна! — Убейте белого!» — и оба знали, что Ганданг выполнит приказ не задумываясь.
Майор много времени проводил в одиночестве, обдумывая, как вести себя на аудиенции, и чем дальше, тем грандиознее становились планы. Мысли о заброшенных золотых приисках все чаще посещали его, и Зуга, поначалу просто для развлечения, а потом и всерьез, начал составлять документ, который озаглавил так: «Эксклюзивная концессия на добычу золота и слоновой кости на суверенной территории Матабелеленда».
Баллантайн работал над текстом каждый вечер, шлифуя его и наполняя бестолковым жаргоном, который дилетанты используют вместо юридического языка, чтобы произвести впечатление: «Настоящим я, Мзиликази, правитель Матабелеленда, здесь и далее именуемый первой стороной…»
Майор был вполне удовлетворен своим творением, но внезапно обнаружил в своем плане гибельный изъян. Как Мзиликази подпишет договор, если не может начертать свое имя? Зуга размышлял целый день, и наконец его осенило. Мзиликази к этому времени уже должен получить запечатанный пакет. Алые печати наверняка произвели на него огромное впечатление, а в шкатулке для письменных принадлежностей лежат две непочатые палочки сургуча.
На задней стороне обложки дневника Зуга набросал эскиз большой королевской печати, источником вдохновения для которой послужил первый из официальных титулов короля: «Великий Черный Слон, Сотрясающий Землю».
В центре печати располагалось изображение слона с длинными приподнятыми бивнями и широко растопыренными ушами. По верхнему краю проходила надпись: «Мзиликази Нкоси Нкулу». Вдоль нижнего края шел перевод: «Мзиликази, король матабеле».
Для изготовления печати майор испробовал и глину, и дерево, но результаты его не удовлетворили. На следующий день он попросил у Ганданга позволения послать отряд носильщиков во главе с Яном Черутом к заброшенной шахте Харкнесса за слоновой костью, спрятанной в тайнике. После двух дней серьезных раздумий индуна согласился, однако послал с караваном полсотни своих воинов, приказав убить всех чужеземцев при первом же намеке на побег. Ян Черут вернулся с четырьмя огромными бивнями, и у Зуги появился не только материал для королевской печати, но и подарок, который не стыдно преподнести королю.