Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
С помощью майора король трясущейся рукой вывел большой неровный крест.
«Мзиликази: его рука», — приписал Зуга.
С детским наивным восторгом король приложил печать к горячему сургучу и передал документ индунам, дабы те могли выразить свое восхищение. Мзиликази повернулся к англичанину и вздохнул. В слезящихся старческих глазах сквозила печаль.
— Теперь ты получил все, что желал, и, наверное, захочешь уйти.
Майор почувствовал укол совести, но от ответа не уклонился:
— Когда начнутся дожди, я не могу охотиться,
— Я дам тебе дорогу на юг, Бакела-Кулак, — благосклонно кивнул Мзиликази. — Иди с миром и возвращайся поскорее, потому что твое присутствие радует меня. Хоть ты и юн, твои слова полны мудрости.
— Оставайся с миром, Великий Слон.
Зуга поднялся на ноги и вышел за ворота королевского крааля. Шагал он легко, на душе было радостно. Трофеи превзошли все ожидания: концессия в кармане мундира, пятьдесят шесть фунтов золота в сундуке, каменная птица Зимбабве и три отличных слоновьих бивня. Впереди открывалась дорога на юг, к мысу Доброй Надежды и дальше, в Англию.
Ветер, слабый отголосок муссона, дул с берега, но небо оставалось низким и серым, дождь налетал порывами, падая перламутровой пылью.
«Черная шутка» приближалась к берегу. Мичман Феррис, самый младший офицер, делал замеры углов с подветренного борта и диктовал данные старшине-сигнальщику, а тот быстро вычислял расстояние до берега и записывал данные на грифельной доске, чтобы капитан мог сверить их со своими.
На носу стоял матрос с лотлинем. Он громко считывал с отметок показания глубины, потом снова, раскрутив над головой, забрасывал лотлинь вперед и снова считывал, когда корабль проходил над затонувшим грузом.
— Шесть футов под килем!
Кроме глубины и характерных черт берегового ландшафта, капитану Кодрингтону приходилось учитывать цвет воды, вид бурунов и водоворотов на отмелях и быстро принимать решения, руководствуясь инстинктом моряка. На карту, составленную тридцать лет назад капитаном королевского флота Оуэном, он предпочитал не полагаться.
— Еще на один румб, — бросил он рулевому.
Корабль повернул к земле, и все, кто был на палубе, сморщили носы.
— Работорговцы! — воскликнул Феррис.
В тот же миг раздался крик впередсмотрящего:
— Дым по правому борту! На берегу реки!
— Далеко от устья?
— Мили две, сэр.
Впервые после выхода из Занзибара Кодрингтон позволил себе поверить, что успел, — призыв любимой женщины, попавшей в руки негодяя, не окажется безответным.
— Готовьтесь к бою, Денхэм, но орудия пока не выкатывайте.
Клинтон старался сохранять официальный тон, но лейтенант усмехнулся:
— Ей-богу, сэр, мы их накрыли. Поздравляю!
Матросы, выстроившись в очередь за пистолетами и абордажными саблями, весело обменивались шутками.
Корабль рассек носом белую линию бурунов, зацепил килем песок, но тут же сошел с мели и помчался по тихой
Клинтон кивнул Денхэму:
— Выкатывайте орудия.
Он откладывал это до последней минуты, потому что не хотел в критический момент вызвать опасный крен корабля. Зловеще загрохотали лафеты, и «Черная шутка», обнажив клыки, углубилась в лабиринт проток Рио-Саби, как хорек в кроличью нору, бешено молотя бронзовым винтом.
Держась глубокого фарватера между светлыми песчаными берегами, Клинтон прошел первый поворот. Отлив кончился два часа назад, и прибывающая вода мощно подталкивала корабль. Скрывая нетерпение, Клинтон спокойно подавал команды рулевому.
— Вы только поглядите! — воскликнул Феррис, указывая за борт.
Предмет, который все сначала приняли за черное бревно, закачался на волнах, и Клинтон вдруг понял, что это человеческий труп. Живот раздулся от газов и блестел, конечности скрючились, как обгоревшие ветви дерева, пораженного молнией. Скривившись от отвращения, Клинтон вернулся к управлению кораблем.
— Одерживай! — скомандовал он рулевому.
За широкой дугой протока, между мангровыми рощами, во всю ширь открывалось речное устье.
— Прямо руля!
В голосе капитана не слышалось никаких чувств — ни торжества, ни уныния. На берегу стелился дым, в подзорную трубу Кодрингтон разглядел развалины длинных низких построек, крыши которых сгорели и обвалились. Похоже было, что их подожгли преднамеренно.
В дыму парили бесчисленные стаи стервятников: коршунов, грифов и марабу. Казалось, они вместе с дымом возносятся к самому брюху нависших муссонных облаков, заслоняя дневной свет крыльями. Река была пуста, гнетущую тишину нарушали только приглушенные птичьи крики.
Капитан молча вглядывался в широкие пустынные просторы Рио-Саби. От одного поросшего манграми берега до другого ничто не нарушало покоя темно-зеленой воды. В полной тишине канонерка приближалась к черным обугленным баракам. Моряки скрывали разочарование и сурово смотрели на горы трупов, стараясь не выказывать страха перед смертью, притаившейся в пальмовых рощах. Якорная стоянка была покинута, «Гурон» ушел.
— Стоп машина! — нарушил тишину голос Клинтона. — Отдать левый якорь!
Денхэм и Феррис повернулись к капитану, на застывших бесстрастных лицах промелькнул ужас: Кодрингтон собирался высаживаться на берег. Если зараза попадет на борт, корабль будет обречен.
Носовой якорь ударился о глинистое дно реки, и приливная волна резко развернула корабль поперек течения. Теперь нос был направлен вниз по реке, в сторону моря.
— Малый вперед! — скомандовал капитан. — Поднять якорь!
Весело лязгнула паровая лебедка. Офицеры вздохнули с облегчением, а Денхэм даже позволил себе улыбнуться. Капитан воспользовался якорем всего лишь для того, чтобы побыстрее развернуть корабль и избежать опасных маневров в узком протоке под напором прилива.