Полет Сокола
Шрифт:
Я вписался в этот студенческий водоворот на удивление легко. Ко мне подскочил парень с причёской вида взрыв на макаронной фабрике и улыбкой, похоже, приклеенной к лицу, потому как улыбаться он не прекращал. Улыбаться и разговаривать. Своим видом он так напоминал, не к ночи будь помянут, Наруто, только славянин-стайл, что я с трудом сдержался, чтобы не ударить всеми имеющимися у меня силами. Пока он тащил меня в центр клуба, я узнал, что зовут его Егор Веселов, он тоже первокурсник, учиться будет на лекарском факультете, и «здорово ты у ворот охране наподдал, а то совсем распустились».
Вытащенной буйством стихии в центр зала, в ближайшие сорок минут я только и делал, что отвечал на вопросы. С учётом в основном мужской
Вторым по значимости оказался вопрос о том, как я вообще умудрился поступить в Лицей практически из тундры. Многие дворяне и аристо из столицы не смогли этого сделать. А уж стипендию вместе с бесплатным обучением получали не больше десяти человек за курс. Внятно ответить я на него не смог и рассказал, что знал сам. Какая там была подковёрная возня, кого привлёк капитан и кто кому и сколько занёс и занёс ли вообще, мне было неизвестно.
С моей стороны это выглядело так. Сдав экзамены в средней школе города Пангоды, ближайшего к нашей крепости, я спокойно дожидался результатов. В себе я был уверен и рассчитывал если не на высший балл, то уж в районе девяноста пяти-девяноста восьми точно. Надо сказать, что система оценок тут напоминает японскую сто балльную. И примерно дня через три утром меня поднимают криками, типа «умывайся, собирайся, поешь по дороге», запихивают в машину, и мы с капитаном мчим, ну как мчим, на военной технике особо не разгонишься, но мы очень стараемся, в сторону всё той же Пангоды. Поскольку стараемся мы очень-очень, поговорить в дороге не удаётся, поскольку это чревато потерей языка. Прибыв к той же школе, вывалившись из машины и убедив себя, что земля не может качаться, я узнал, что, оказывается, прибыла императорская комиссия проверять итоговые работы выпускников. И наткнулись на мою. Написал я действительно хорошо, девяносто девять баллов, но в личном деле оказалось отмечено, что обучение я проходил домашнее. Будь я аристократом или хотя бы дворянином, это не имело бы никакого значения. Но то, что я простолюдин, сыграло свою роль, да ещё затаившие зло на капитана чиновники Службы Надзора за Детьми напели представителям комиссии, в каких жутких условиях я живу, и просто не реально, чтоб такой ученик получил самый высокий балл в районе.
Мою работу аннулировали. На апелляцию дали неделю, однако через сутки комиссия собиралась двинутся дальше, а пересдать местным чинушам для меня будет нереально. Если Итоговый экзамен проводился централизованно, с постоянным контролем на каждом этапе, и испортить мне оценку и при этом не спалиться местные не могли, то пересдача находилась уже целиком в их руках. Будь я хоть Эйнштейн и Ломоносов в одном флаконе, сдать экзамен искренне ненавидящей тебя, не побоюсь этого слова, бабе нереально. И следовало это сделать до отъезда императорских проверяющих.
Буквально вломившись в помещение, где работала комиссия, капитан с ходу наехал на проверяющего, практически обвинив его в ангажированности и классовом шовинизме. Причём это было сказано таким высоким штилем, что смысл доходил до меня с некоторым опозданием, даже пришлось немного ускорить мышление, чтоб успевать следить за мыслью оппонентов. Через двадцать минут высококультурной ругани высокие договаривающиеся стороны сошлись на том, что я вот прямо здесь и сейчас продемонстрирую им свои знания, без подготовки ответив на любой вопрос любого варианта итогового задания.
С моей скоростью работы мозга это было не сложно. К тому же по точным наукам глубина моих знаний даже превосходила школьный курс. А уж по математике я показал мастер-класс загрузив экзаменатора теоремой Ферма. Да, я понимаю,
Вернувшись в столицу, он закрылся в кабинете и за две недели решил теорему для n=4. И этот матёрый человечище вспомнил о том, кто ему рассказал об этой теореме. Затем связался с моим капитаном, и они сошлись во мнении, что мне надо ехать в столицу. И не просто, а в Первый Лицей, а оттуда уже в университет. И скооперировавшись, они всё устроили. Как и какими путями, мне неизвестно.
Вот это я и рассказал окружающим. Единственное, про теорему упоминать не стал, отделавшись общими фразами, что, мол, поразили знания и всё тут. Народ покивал головами, поздравил и, похоже, наметил крайнего в решении проблем с этой самой математикой.
Затем кто-то отвлёк внимание от меня, эпицентр внимания сместился, и я поспешил смешаться с толпой. С кем-то просто говорил, у кого-то спрашивал о порядках в лицее, с третьими пообщался на предмет ТТХ рунных пуль для гладкоствольного оружия. Я настаивал на контейнере, возражали, что, мол, баллистические характеристики — это хорошо, но круглая форма традиционно лучше держит магию при прямой передаче. Короче, когда в 23–00 комендант пришёл разгонять нас спать, я не то чтобы стал за панибрата в данном обществе, но уж своим считался точно. Из плохого, что случилось в этот вечер, было то, что «ползучий ужас Конохи» оказался моим соседом.
Глава 12. Первый семестр
Если вы думаете, что, как всякий порядочный Марти Сью, я должен был с первых дней попасть в какую-нибудь передрягу или на меня должна была свалиться прекрасная девушка, в идеале принцесса, и сразу же безумно в меня влюбиться, положив начало моему личному гарему, то я вас разочарую. Со мной уже пару месяцев не происходило ничего. Я учился, тренировался, общался с одноклассниками и не одноклассниками. Инцидент у ворот замяли. Выгнали при этом командира отряда, охраняющего лицей и большую половину офицеров. Однако обо мне там даже не вспоминали, и я не переживал по данному поводу. Девушек было много, гораздо больше чем парней. Всё-таки мужчины аристократов предпочитают кадетские училища. Девушки были, как на подбор, красивые, породистые, я бы даже сказал. С прекрасными спортивными фигурами. Вот только в качестве бойфренда и в последствии жениха, я их не устраивал. И это устраивало меня. Поэтому, за исключением нескольких эпизодов, общение с противоположным полом было на уровне «здравствуй — до свидания». Что же до исключения, то её я, как парень, тоже не интересовал. Интересовали мои пистолеты.
Гамиль Зирак был гномом, и слово его было твёрдым как скала. Ну, или голова. Уже на третий день я получил доступ на один из запасных учительских полигонов. Он был небольшим, но мне, как магу льда, и не требовался большой размер. Лёд был достаточно медленной стихией, больше защитной. Конечно, Рик Снежный привнёс в техники много нового, и впоследствии мне понадобится больше места для занятий. Но пока этого хватало, и я старался каждый день ходить тренироваться. Хотя бы по полчаса отработать базовые элементы техник. Полигон был свободен с двадцати двух часов, но максимум к полуночи я спешил вернуться. Не потому, что могли не пустить в общежитие или ещё как-то помешать. Просто занятий было достаточно много и следовало выспаться перед ними.