Полёт в Чаромдракос
Шрифт:
– Я повторяю: где мой Луи?
– Я попросила его об одном одолжении. И если всё пойдет по плану, то утром он вернется.
– По какому ещё плану? Да ты просто старая ведьма! – в три голоса громче верещала я.
– Твой бы голос Парижской опере, – хмыкнула Камилла и с напущенным равнодушием добавила: – Раз ты не хочешь кофе, я вынуждена тебя оставить. И пусть тебе приснятся добрые сны.
И только она решила удалиться, как я вновь дернула её за руку:
– Ничего мне и никогда не приснится! Я вообще снов не вижу. Это всё выдумки, так папа сказал.
Мадам Штейн ахнула. На её глаза со штыками и шпагами уже надвигалась соленая армия дамских слез. Но мадам вдруг высвободила из моих оков свою хрупкую, фарфоровую руку и диким зверьком выскочила за дверь.
Я закрыла лицо ладонями. И вот тут-то все мои страхи, всё мое стеснение и беспомощность вырвались наружу слезливой истерикой. Мое скуление заполнило всю комнату так, что ещё немного и цветочные узоры на обоях бы завяли. Камилла не могла не слышать моих рыданий! И всё-таки она не вернулась. Слишком гордая.
Наконец я устала плакать. Глаза опухли, нос превратился в бесформенную пластилиновую картошку мокробагрового оттенка. Губы дрожали. О, где же мой Луи?! Все бросили меня. Даже старая ведьма. С такими «чудными» мыслями я, еле добравшись до кровати, упала на мягкую шелковую простыню и крепко сомкнула глаза.
Темно. Только разноцветные беззвучные салюты врываются в распахнувшую свои створки Галактику и тут-же гаснут в черных дырах моего сознания. Тихо. Сердце сбавляет шаг. Кажется, я сплю.
– Уа, юй-юй, уа, юй-юй! – внезапно послышалось мне сквозь темноту.
Мои руки, ноги, спину обволакивал густой сладкий воздух. И как эгейские волны несут ладью, его поток нёс меня вверх по заоблачному течению. Конечно, это сон!
– Уа, юй-юй! Уа! – вновь прозвенело над моей головой. – Открывай глаза, ленивая девчонка!
Ничего себе, и это вместо «здравствуйте»! Мои отяжелевшие веки, точно бутоны роз, осыпанные гипнотической росой, моментально раскрывались от лучей внезапно появившегося небесного света.
…Я стояла на бескрайней поляне среди густого ворса синей травы. Надо мной резвились лиловоперые сойки. Значит, это их крики я и слышала.
– Чего расселась! Вставай и иди. Тебя наверняка ждут! – скомандовала самая маленькая сойка.
– Куда идти. Кто ждет? – недоумевала я.
– Кто-кто? Кто-нибудь же должен ждать, – раздраженно ответила птичка, подперев крыльями пушистые бока.
– Но я не могу, я прикована к этой коляске.
– Чушь какая! Ну что за ленивая девчонка?! – в один голос запричитали сойки.
– Я правда не могу! И перестаньте обзываться! Мы с вами даже не знакомы.
Но тут крошечные птицы набросились на меня, громко крича и цепляясь клювами и лапками за мою одежду:
– Юй-юй, а-а-а-а!!! Эге-гей! Скажи спасибо, что мы тебя вовремя поймали! А то бы разбилась в лепёшку. Вставай теперь и топай к царю!
– Не знаю я никакого царя!
Ничего подобного в моих снах раньше не происходило! Откуда взялись эти птицы? Дикари, а не сойки. Настоящие стервятники! Устроили тут урок воспитания!
Пока я рассуждала, птицы подхватили меня и подняли в воздух. Я крепко-накрепко вцепилась в коляску и зажмурилась. Откуда в этих микроскопических существах столько силы? Ах, да, это же сон. Только вот клюются эти птички как по-настоящему!
Они понесли меня через пурпурное поле. Перестав сопротивляться и немного успокоившись, я увидела, какая вокруг красота. В носу защекотали запахи меда и карамели. Подо мной расстилались фиолетовые плантации ирисов. Я слышала, как вживжикают пчелы, а впереди меряются ростом изумрудные макушки гор.
– Ну всё, бросай её! – сказала самая крошечная сойка своим братьям.
– Как бросай? Вы чего это? – закричала я от страха.
Птицы рассмеялись. Шутили они так! Медленно, будто на невидимом лифте, я опустилась на землю.
Я с облегчением выдохнула, вытирая со лба капельки пота. Перед моими глазами стояли высоченные ворота. С виду они были точь-в-точь как главная дверь в квартире Камиллы Штейн, только та всё же поменьше.
Нет уж! Ещё здесь мне её не хватало. Кстати, чего-то действительно не хватает. Ну конечно! Ворота есть, а стен, самого ограждения, что охраняло бы город или деревню, нет.
Зачем тогда ворота? Если можно обойти их стороной. – Тупица какая. То есть за ворота ты попасть не хочешь? – прошептала сойка.
– Не хочу. Куда там идти-то? – пожала я плечами. – Не понимаю.
Сойки переглянулись, и одна из них, с синими крыльями, покрутила крылышком у своего виска, указывая на меня.
– Она точно – «ку-ку», – сказала птица и, отсчитав на три клюва от ворот, уперлась им во что-то невидимое.
Мне вдруг показалось, что это «что-то» может быть стеной, скрытой от человеческих глаз. Вдруг сойка постучала по неосязаемой поверхности, будто проверила её на прочность. Стук этот очень напоминал звон хрустальных бокалов из сервиза моей матушки, празднично чокнувшихся за La F^ete nationale [13] .
13
День независимости Франции (фр.).
– Это алмазная стена. Крепче её не бывает. И если ты её не видишь, не значит, что её нет, – важно произнесла сойка. – Ты, наверное, и слова на «ч» не знаешь?
– Не знаю я никакого слова. Ну, или вот «черт!», идите к черту. И хватит меня мучить! – не выдержала я.
Но тут сойки встрепенулись, распушив крылья, набросились на меня и давай клевать! Все дружно и каждая в отдельности. Вдруг за стеной кто-то со слоновьей силой протрубил в рог. Трава трусливым хамелеоном побледнела и сделалась голубой, а тучи, столкнувшись лбами, разлетелись по полю брызгами. Сойки, собравшись в языческий круг, вспыхнули бенгальским огнем и испарились, словно их и вовсе не было.