Полёты на метле
Шрифт:
Через несколько мгновений верная моя метла из омелы круто спикировала из поднебесья и зависла на уровне подоконника.
– Давай, Дар, садись... Не бойся...
А он и не думал бояться. Правда, сел по-дамски, боком. Ну, это с непривычки.
Напоследок я оглянулась на до смерти перепуганную санитарку. Она сидела на кафеле пола, зажав в руке мочалку и шевелила губами. Молитву вспомнила, что ли?
– А ты, тетенька, уходи отсюда. Коль еще молитву помнишь, так не место тебе тут.
Умница Стас - не закрыл окно в мансарде. Мне было бы несколько
Согласитесь, соседи могли не понять. А так нас никто и не увидел.
Я завернула Дара в одеяло, напоила горячим сладким чаем. Позвонила Стасу - пусть принесет какую-нибудь рубашку и штаны. К утру. И пусть Саньку приводит. Будем совет держать.
Я села рядом с Даром, обняла его голову, прижала к груди, шептала что-то, вязала слова бездумно - лишь бы голос мой звучал ровно и ласково, баюкая и успокаивая.
Он тыкался мне в шею жаркими сухими губами, всхлипывал и что-то бормотал, суетливо двигался, отыскивая удобное положение тела. Потом затих, прижавшись ко мне. Голова опущена, руки сложены у груди, ноги подобраны к животу... Поза младенца в чреве матери. Самая безопасная, бессознательно найденная поза...
Бедный мой, бедный... Я поцеловала зажмуренные веки. Дар вздрогнул. Потом тихо-тихо руки его поползли по моим плечам. Лицо окрасилось румянцем, затрепетали крылья ноздрей. Дар принялся исступленно целовать мои щеки, тыкаясь губами наощупь - глаз он не открывал. Его горячие пальцы мяли мои плечи, как глину, может быть желая вылепить из моего тела другое - любимое, памятное. Ведь глаз он не открывал... Да и вообще вряд ли сознавал, что делал.
Дрожащие руки Дара робко скользнули вниз и замерли, боясь окрика, а то и удара. Эх, дружочек... Это, пожалуй, единственное, что я сейчас могу для тебя сделать... Так бывает. Форма дружеской помощи, и это вовсе не цинизм. Мы ведь друзья. И не могу я отказать тебе в том, что тебе сейчас нужно, а у меня как раз имеется. Свинство это будет, и не по-дружески. Так что...
Дар ровно дышал у меня на плече, и лицо его было спокойным. А я снова не могла уснуть, лежала, глядя в потолок без мыслей, без надежды.
Перед рассветом небесная синева загустела, звезды вспыхнули ярче. С востока просочился свет, стал расти, шириться, наливаться яростным блеском. Кровавая заря. Это к ветру.
Я осторожно положила голову Дара на подушку и вылезла из-под одеяла. Пусть лучше он, когда проснется, не помнит о происшедшем. А то начнется... комплекс вины, угрызения совести, неловкости всякие.
Ему нужно хорошо поесть. Я приготовлю крепкий бульон, бифштекс с кровью. А еще полный стакан виноградного сока. И орехи.
В комнате послышалось движение. Я выглянула. Дар сидел на постели, завернувшись в простыню и недоуменно разглядывал стены моего жилища. Вид у него был совершенно здоровый, а глаза - определенно голодные.
– Привет! Завтракать будешь?
– И еще как буду... А где моя одежда? И как я сюда попал?
Я присела на
– Ты, что ли, ничего не помнишь?
– Нет, ну почему... Ну, я... это...
– и вдруг страшно смутился, покраснев кирпично, огнедышаще.
– Я дурак, да, Оля?
– Это еще с чего?
– Я травился... пижон, мальчишка, ой, позорище...
– Дар ткнулся носом в подушку и застонал.
– Брось, Дар. Бывает. Проехали. Захочешь - потом обсудим, годочков через пять. Сейчас, поверь мне, не стоит. Ну, а дальше что - помнишь?
– Дальше? Спуталось как-то. Отрывками - больница вроде... Я был в больнице?
– Был, был.
– В психушке?
– вдруг с острым интересом спросил он и принялся рассматривать сгибы локтей, выискивая, очевидно, следы уколов.
– Ну, видишь ли... в психушке, можно сказать, тоже был...
– И что? Неужели меня выписали? А какое сегодня число?
– Не то чтобы выписали... Число сегодня третье. Только, знаешь, я подумала: ну чего тебе там делать? Ни родных, ни знакомых. Скучно. Вот я тебя и забрала.
Дар нюхом учуял приключение, глаза его заблестели, и он затормошил меня:
– Ну! Ну! Я же знаю! Чего ты там натворила?
– Ничего я не натворила. Договорилась со знакомыми ребятами из "Скорой", надела халат и стетоскоп, сделала умное лицо и явилась в клинику. Вошла через черный ход. Смотрю: санитарка тебя ведет по коридору. Я ей этак строго: больного перевозим в другую клинику, будьте добры проводить в машину. Она и рада стараться. Так что ребята нас прямо до дому довезли. Чистый вестерн! Похищение младенца!
Дар посмотрел на меня с сомнением. Я честно выдержала его вопрошающий взгляд, в котором бродили какие-то неясные ему самому воспоминания. Ничего, все нормально. Если и вспомнит, спишет на бред.
Дар завтракал на кухне, а я порхала вокруг него с тарелками, тарелявочками, тарелюшечками. Потом мы пили сок и неспешно беседовали. Дар бездумно водил фломастером по бумажной салфетке. Я осторожно покосилась на рисунок. На вафельной бумаге была изображена женщина с развевающимися волосами, летящая на метле.
Сердце на мгновение замерло, потом зачастило по ребрам. Я облизала вдруг пересохшие губы и с деланным равнодушием поинтересовалась:
– Чего это ты нацарапал? Маргарита, что ли?
Дар удивленно посмотрел на свое произведение, словно только сейчас сообразив, что во время разговора он рисовал.
– Что? А... ну да, кажется, Маргарита.
Рисунок я потом потихоньку стянула, чтобы не мозолил Дару глаза. Зачем мне ассоциативные связи, могущие родиться в его мозгу...
Стас и Санька появились очень рано, еще и дворники сны досматривали. В руках у Саньки был тощий рюкзак, который он осторожно поставил у двери. Стас в большом цветастом пакете принес одежку для Дара, и тот наконец смог расстаться со своим древнеримским одеянием - намотанной вокруг торса простыней.