Полёты на метле
Шрифт:
Я очень старалась, чтобы мой дом не стад похожим на литературную контору, а сама я - на хозяйку модного салона. Пока что мои рифмоплеты видели во мне просто симпатичную девчонку с хорошим образованием, которая готова была бесконечно терпеливо слушать и читать их опусы. Ну, хобби у девчонки такое. И опять же - живет девчонка одна, без родителей и мужа, прийти можно в любое время и в любом составе. И сидеть хоть сутками. Удобно. Санечка как-то целый вечер читал прелестные стихи - явно не свои. Сначала интриговал, а потом назвал имя автора - красивое женское имя. Я отметила его в памяти, а стихи... они уже лежали в ящике стола, записанные на желтых кленовых листьях. Для непосвященного -
Однажды Дар привел с собой Матвея и гитару. Ну, как он там пел, этот мрачный лохматый Матвей - не моего ума дело, это надо вызывать из Ялты региональную "Йоко" - Алку, пусть слушает и забирает новоявленного барда под свое крыло. Но тексты вполне могут существовать как стихи в печатном варианте. Это я беру.
Началась и суровая проза - Стас принес большое количество абсурдистских миниатюр.
Я забрала у него пакет и отправила в Москву, нашим факультетским спецам. Результат оказался неожиданным: через месяц Стаса вызвали в столицу на семинар молодых прозаиков. Обалдевший Стас неделю хвастался в кофейне красивой бумагой вызова с шапкой Союза писателей. Такой бумаги в нашем городе отродясь не видели.
Итак, через месяц два бесспорных поэта божией милостью, Дар и Санечка, бард - Матвей, миниатюрист Стас, драматург Леший (чтоб меня украли, это фамилия!). И еще десять отпетых графоманов, выпускать которых из виду все же не следовало в расчете на вечный российский авось. А вдруг из кого-нибудь проклюнется "Моцарт"?
В начале августа нагрянула в гости Ирка - получила распределение в наши Палестины. Факультет живописи и ваяния, специальность - "Гали" (так звали жену Сальватора Дали). Ирка пребывала в расстроенных чувствах: предстояло ехать на жительство в Коктебель. Летом там, конечно, хорошо. Море, пляж. Сердоликовая бухта, Кучук-Енишар, виноград и полстраны на отдыхе. А какого черта там делать зимой, когда днем свистит степной ветер, снося в море весь снежный покров полуострова, а ночью волны гремят о берег грозной канонадой, швыряясь горстями драгоценных камней? И корявые акации гнутся до земли, мотая на ветру жалкими украшениями из букетиков омелы... И ноздреватые стены дома Волошина на рассвете плачут солеными слезами тумана...
Впрочем, мы утешились мыслью, что Ирка может зиму проводить у меня. Воодушевившись этой идеей, мы вышли в город съесть по мороженому, коль уж до зимы еще далеко.
В нарядном летнем кафе над сонной речушкой нам подали замечательный пломбир с орехами и восхитительно запотевшую бутылку поганой местной "Фанты". Ирка, выпив бокал, пришла в хорошее расположение духа и принялась рассказывать столичные новости. Я слушала вполуха, наслаждаясь прохладой и выковыривая из мороженого жареные орешки. Вдруг Ирка толкнула меня под столом ногой.
– Что?
– Смотри, - прелесть какая...
Я медленно обернулась. Невдалеке за столиком сидела Темная Звезда в белом легком платье, в шляпке с вуалью. Она вертела в пальцах высокий узкий стакан и нетерпеливо поглядывала на ведущую в кафе ажурную калитку. Напротив нее опустилась на голубой венский стул молодая женщина, предварительно спросив разрешения, каковое было дано Темной Звездой несколько раздраженно.
Именно эта женщина, отнюдь не Темная Звезда, привлекла внимание Ирки. Приглядевшись, я поняла свою подругу. Глаз художника отдыхал при взгляде на нее. Перед нами было воплощенное Рыжее Лето. Стриженые огненные волосы излучали зной. Под длинными выгоревшими ресницами прохладно, как вода в глубоком колодце, блестели агатовые
– Какой интересный контраст...
– Ирина наконец заметила Темную Звезду.
Да уж. Стальной январский рассвет и пламенный июльский полдень. Женщина Рыжее Лето медленно поднесла ко рту ложечку мороженого. Показалось, что пломбир растаял и закипел, едва коснувшись пылающих губ. Темная Звезда глотнула колючего теплого шампанского, и почудилось, будто напиток льдинками просыпался в белое горло.
Нехорошее предчувствие охватило меня. Я беспомощно огляделась. Ну так и есть. В кафе появился Санька. Я отъехала на стуле в тень кустов сирени. Ирка остро глянула на меня и повернулась так, чтобы прикрывать.
Санька, конечно, же, пришел по следу Темной Звезды. Она увидела его, но и бровью не повела. Она явно ждала кого-то.
А Санька, сделав несколько кругов между столиками кафе, выхватил из вазочки на столе красную розу и двинулся прямо к Темной Звезде. Склонился перед ней - шутовски, но и всерьез, протянул ей Цветок, явно болтая отчаянную чепуху. Темная Звезда взяла розу и, не глядя, швырнула ее на землю. Санька же рухнул на колени и принялся юродствовать. С его губ летел горячечный рифмованный бред, столько что не шла пена. Темная Звезда, не обращая внимания на шокированную публику, гневно рванулась к выходу. А Санька упал головой на стул, где она только что сидела, обнял его и замер.
Я не успела вмешаться. Это сделала за меня Женщина Рыжее Лето, наблюдавшая за всей сценой хладнокровно и чуточку презрительно. Она спокойно взяла недопитую Темной Звездой бутылку шампанского и твердой рукой вылила вино на многострадального поэта. Поэт немедленно пришел в себя и абсолютно нормальным голосом поинтересовался:
– Ты что, с ума сошла?
– Остыл? Может, еще мороженого добавить?
– Да иди ты...
– Санька ладонью стер с лица шипящие пузырьки шампанского и побежал за своей Звездой.
Женщина Рыжее Лето пожала плечами и вернулась к своему пломбиру. Я давно уже давилась хохотом в платок. Ирка покачала головой:
– Да, мать, клиентура у тебя... не завидую.
– Ладно, посмотрим, что ты себе найдешь.
Я проводила Ирку на автобус и пошла домой, где обнаружила Лешего, Матвея и Кешку. Двое первых ругали современную поэзию, швыряясь громкими именами и цитатами, а мой юный сосед тихо сидел в уголку, разинув рот и восхищаясь смелостью критиков. Меня немедленно втянули в дискуссию двумя всего лишь провокационными вопросами. Мы бы непременно поругались, но на лестнице прозвучали быстрые шаги, и в распахнутую дверь сначала протиснулся здоровенный рюкзак, а за ним - Стас собственной персоной.
– Чего, чай пьете?
– сварливо спросил он.
– Прекратите немедленно. Начнем сначала, я московских конфет привез.
Из недр рюкзака появились многочисленные кулечки, коробки печенья, сигареты, лимоны. Стас накрывал стол и отрывочно излагал свои столичные похождения. Был он какой-то смущенный и невеселый. Я попросила его придержать повествование и отправила Кешку на соседнюю улицу с наказом притащить сюда Дара. Звонить ему все равно бесполезно, он час будет собираться.
Но, кажется, я зря понадеялась на Кешку - он неожиданно задержался. Стас более не мог терпеть, и нам пришлось слушать его московскую одиссею. В общем, одиссея довольно типичная для провинциала.