Полицейская Академия
Шрифт:
– Не понимаю, моя девочка, и зачем тебе эта дурацкая Академия? Неужели ты действительно хочешь стать полицейским? Это же так унизительно- разбираться с разными наркоманами, проститутками, насильниками! Ты наберешься там нехороших слов, ты знаешь, я недавно проходила по улице и услышала очень-очень нехорошее слово от каких-то негров -подростков. Ну просто очень нехорошее слово. На букву «ж».
Мери нехотя обернулась.
– Жопа, что ли?- недоуменно спросила она.- Так
ведь это нормально. Старая миссис Томпсон побледнела:
– Господь с тобой, моя доченька!
– Ну, мама, что значит где? Ты что, не смотришь телевизор, не читаешь книг и газет? Странная ты какая-то…
– Господи, неужели сейчас такое можно прочитать в книгах?- в ужасе воскликнула миссис Тампсон.- Господи, это просто какой-то ужас!…
Водитель, сидящий впереди – стеклянная перегородка не была опущена – удовлетворенно хмыкнул.
– Ну мама, ты какая-то совсем странная! Если табуретка называется табуреткой, как это еще назвать? Табуретка есть табуретка, а жопа есть жопа…
Миссис Томпсон тяжело вздохнула:
– Девочка, когда я была в твоем возрасте, я вообще
не знала подобных слов… Мери отмахнулась, как от назойливой мухи:
– Знаю, знаю, можешь не продолжать: вы не знали ни что такое жопа, ни что такое минет…
– А что это такое?- поинтересовалась миссис
Томпсон,- слово как будто французское… Мери засмеялась:
Это когда у мужика отсасывают…
Что отсасывают?
Что, что… А что у мужика можно отсасывать?
Естественно, член… Миссис Томпсон чуть не лишилась сознания:
– Боже, откуда ты это знаешь? Тебе ведь только двадцать четыре года!…
– Можно подумать, что ты в свои двадцать четыре этого не знала!…
Машина остановилась у светофора. Миссис Томпсон закрыла стеклянную перегородку, отделявшую салон от водителя.
– Я все-таки никак не могу понять, зачем тебе эта дурацкая Академия,- попыталась переменить она тему разговора,- нашему папке вполне по силам оплатить тебе учебу в любом университете. Может быть, хочешь в Йельский университет? Или куда-нибудь в Европу?
Мери отрицательно покачала головой.
– Ну зачем тебе только это надо,- продолжала миссис Томпсон,- зачем ты хочешь стать полицейским?…
– Не полицейским, а сотрудником полиции,- поправила ее дочь.
– Какая разница…, – миссис Томпсон машинально поглаживала кота, лежащего у нее на коленях – тот жмурился от удовольствия.- Плюсик, Плюсик,- нежно сказала старуха,- ты, наверное, молочка захотел? Сейчас, мой хороший, сейчас, мой красавец, вот только отвезем Мери в Академию…
– Знаешь, мама,- наконец сказала Мери,- мне надоело сидеть с вами. Мне надоела эта роскошь, эти приемы, этот дурацкий «ролс-ройс»… Я хочу свободы и самостоятельности. Я не хочу ни от кого больше зависеть. Кроме того, в Полицейской Академии, надеюсь, я
познакомлюсь с интересными людьми…
Миссис Томпсон, поглаживая Плюсика за ухом, понуро молчала. Она прекрасно знала, что переубедить любимую дочь ей все равно не удастся…
Полицейская Академия находилась за городом – гдето в получасе езды. Когда лимузин Томпсонов подъехал к фасаду кузницы кадров правопорядка, во дворе было полным-полно
Мери быстренько вышла из машины.
– Ну, пока, привет папке,- попрощалась она,- если что, я позвоню.
Неожиданно сзади подкатил полуразбитый «Крайслеримпериал»- за рулем, попыхивая сигаретой, сидела развязная девица лет восемнадцати, на заднем же сидении находились еще две такие же девицы и молодой человек в белом фланелевом костюме и черных солнцезащитных очках.
– Эй, ты, телка,- обратилась к Мери та, что сидела за рулем,- давай, вали отсюда поскорее, не верти тут своей жопой… А то нам припарковаться негде…
С заднего сидения захохотали.
– Деоувачки,- молодой человек раскрыл дверцы
«Крайслера»,- деоувачки, я ещчио виернусь к вуам… Те заерзали на сидениях:
– Конечно, конечно…
Деоувачки,- кандидат в офицеры полиции говорил с явным латиноамериканским акцентом,- я обиазатиельно приеду к вуам, будем засуаживать по суамыу поумидоуры…
Ура! Засаживать, засаживать!- несказанно обрадовались девочки,- и обязательно по самые помидоры! Дорогой Хуан, у тебя это так замечательно получается!…
Машина Томпсонов, описав на прощание круг по двору Полицейской Академии, посигналила и скрылась за воротами. Мери осталась одна.
– А ты сиампатичная деоувачка,- услышала она за спиной голос латиноамериканца,- я б тебе тоуже с удоувальствиуем засуадил…
Мери с испугом шарахнулась в сторону. Латиноамериканец засмеялся:
– Виудела ты эттих тиолок,- догнал он девушку,- мой пиерец им поунравился. Они так аппетитно обсуасывали его сиегоудня утром…
– Молодой человек, оставьте меня в покое,- сказала Мери,- мне совершенно не хочется знать ни о вашем перце, ни о ваших коллективных минетчицах!
– Зриа, зриа,- совершенно не обиделся незнакомец,- оучень зриа… Ви, доурогая, тоуже оустались бы доувольны!
Мери, резко повернувшись, пошла подавать заявление о приеме. Незнакомец пошел за ней.
– И это будущие полицейские?- начальник Академии комендант Лассард, стоя у окна, критическим оком смотрел на вновь прибывших.- И это – будущие полицейские?…
– Сброд,- ответил ему лейтенант Харрис, находившийся тут же в кабинете.- Самый настоящий сброд. Дерьмо, отбросы, мразь, отпетые негодяи.
Лейтенант Харрис – высокий плотный блондин сорока лет,- был одним из самых нелюбимых офицеров Академии. У него были очень бледные голубые глаза, жесткие щеки, выглядевшие такими же мускулистыми, как и его руки. Это было лицо человека, привыкшего только командовать, отдавать распоряжения: его рот, казалось, обладал способностью выкрикивать распоряжения о наказаниях, а глаза – следить за их выполнением. Слабая полуулыбка, игравшая на его тонких губах, оставалась постоянной. Но это была улыбка-капкан: единственное, что доставляло ему истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие, так это чужие неприятности. Лейтенант Харрис наводил своей улыбкой страх на любого кадета.