Полицейская фортуна
Шрифт:
— Первый раз вижу адвоката с ружьем, — сознался Базаян.
И тут же получил удар рукояткой пистолета по голове.
Легенда советского футбола, получавший удары только на поле, а за пределами его носимый на руках, превозмогая боль, вскочил и наотмашь ударил обидчика по лицу. Ударил, по-видимому, сильно, «адвокат» пошатнулся, и его сознание, вместе с телом, качнулось к стене.
Встать Антон не успел. Базаян рухнул на него, сидящего, и оба они, не обиженные весом, подломили колесики у офисного кресла и, переворачивая стол, за которым
«Лежать, суки!..», «Хватай папку!» — носилось эхом по просторному кабинету Ресникова, и Копаев, стараясь убрать неразборчивого в отношениях с бандитами госчиновника за себя, перевернул на нападавших стол.
— Ресников, остановите это безумие! — кричал Базаян. — Вы только ухудшаете свое положение!
— Как это тонко подмечено! — прокряхтел, закрывая голову от очередного удара, Антон.
— Папку!.. — шипел, словно кобра перед броском, президент. — Выхватите документы, идиоты!
Но, как теперь выяснялось, сделать это оказалось не таким простым делом. Следователь, начавший собирать листы бумаги в стопку сразу, едва увидел «адвокатов», к началу их решительных действий успел упаковать бумаги и теперь прижимал их к себе, как прижимает к себе дитя мать в минуту смертельной опасности.
— Отдай бумаги, придурок! — брызжа слюной и не стараясь выглядеть прилично, разгоряченно хрипел президент. — Отдай эти чертовы бумаги, и можете убираться отсюда к чертовой матери!
Понимая, что явно выигрышная партия затягивается и грозит перейти в цейтнот, четверка головорезов приступила к решительным действиям. Распознав этот демарш за секунду до его начала, Копаев схватил навалившуюся на кресло столешницу и с размаху бросил ее в сторону стоящих перед ним. «Ресников, — на выдохе крикнул он, — это лучшее признание, что я слышал!..»
Кто-то из четверки в этот момент как раз пытался нанести Антону сокрушительный удар ботинком, но неожиданно появившаяся на пути преграда встала ребром, и всю мощь удара приняла на себя голень.
По кабинету пронесся треск, адской высоты крик заглушил все звуки в приемной, и наконец раздался первый выстрел.
Пуля пробила столешницу, вышибла из нее щепку, и та, отскочив под прямым углом, пронзила щеку Антона. Сам же девятимиллиметровый кусок свинца в стальной оболочке вошел в плечо Базаяна, отбросив его руку в сторону.
— Папку! — кричал, стараясь не заходить в зону конфликта, Ресников. — Заберите его папку! Увезите их отсюда, увезите!.. Я не могу видеть кровь!
Дальше отступать было некуда. За спинами оперативника УСБ ГУВД и Базаяна была стена, и раскаленные батареи отопления нестерпимо жгли их спины. Копаев положил под себя папку, и теперь, стирая с лица сочащуюся из разбитой щеки кровь, интересовался больше бровью, нежели происходящим вокруг.
— Я, конечно, отдам тебе папку, Ресников, — сказал он, адресуясь к собственной ладони, сияющей алым блеском.
— Не отдавай документы, Иван, — вдруг отрезал Базаян, чем тут же привлек внимание советника.
— Тебе-то эти проблемы зачем, Фрунзик?! — проорал Ресников. — Он отдает мне свою чертову папку, и вы уходите отсюда! Без документов он — ничто! А значит, ничего здесь не было! Пусть он докажет, что мне нужны были какие-то документы Крыльникова без этой проклятой папки!
— Я тебе, конечно, отдам ее, Артур Олегович, — не отрывая взгляда от начавшего проявлять кавказскую категоричность Базаяна, повторил Антон. Сказал и вытащил из-под себя кожаный прямоугольник.
Короткий размах, и папка, описав пологую траекторию, плюхнулась на стол президента. Проскакав по инерции большой черной лягушкой, она уткнулась в его гульфик и заставила машинально согнуться.
Схватив ее, как хватает горбушку хлеба умирающий от голода, Ресников в три приема расстегнул на ней «молнию» и вывалил содержимое на стол.
— Что это… Что это? Это… Это что?..
— Зря отдал, Иван, — умирая от горя и унижения, пробормотал Базаян. — Вай, зря. Он не мужчина, ему нельзя верить. Надо было окно выбить и папку на улицу выбросить. Один шанс из тысячи, что кто-то поднял бы и в полицию принес, но все-таки…
— Где?.. — продолжал бубнить Ресников, а Базаян…
…продолжал:
— Его в восемьдесят четвертом из сборной выкинули. Если бы не его дядя в Футбольном союзе, его бы вообще никто не взял. Из него нападающий как из меня академический гребец. Да еще фарцой занялся…
— Где документы, следователь?!
— Его мама, — говорил Базаян, — бог не простит ее, что она не сделала аборт, выкупила его из полиции. Его папа…
— Где материал Крыльникова, Кряжин, сука?!
— А что его папа? — поинтересовался Антон, не слушая Ресникова.
— Его папа умер от горя, не сумев снести позора за то, что сорок четыре года назад сэкономил на презервативе…
Папка «следователя Генпрокуратуры», вылетев из рук президента «Олимпа», пересекла всю приемную и, теряя перья-листы, ударилась килем-ребром о противоположную стену. Упав на паркет вместе с несколькими сбитыми дипломами в рамках, замерла.
Ресников, казалось, сошел с ума. Прижав к груди кулаки, он обернулся к окну и затряс ими, колыхаясь всем своим полным телом. Приблизился к раме, ударил по ней, уткнул в холодное стекло лоб и, указывая пальцем на Базаяна, сказал:
— Этого — убейте.
Потом палец его переместился в сторону, где должен был сидеть Антон. Ресников не видел, куда показывал, но присутствующие хорошо понимали, какое распоряжение к кому из двоих относится.
— А этому… Словом, сделайте все, чтобы он стал искренним. Переморщусь. Уши ватками заткну. Все равно до завтрашнего утра здесь никто не появится.