Полигон смерти
Шрифт:
Однажды из Москвы приехал специалист по лечению костей и костного мозга. Он привез круглые банки для транспортировки костей подопытных животных. Как-то врач пригласил меня к себе в гостиницу на ужин. Вытащил из портфеля бутылку марочного вина, достал из холодильника большую жестяную банку, похожую на те, в которые он собирал кости, и стал выкладывать ложкой небольшие консервированные почки. Я понимал, что привезенные из столицы консервы хорошая закуска, но есть их не мог.
Доктор протер очки и поинтересовался:
– Что же вы не попробуете почки? Или думаете, что я их вырезал у подопытных
– Не ем консервированные продукты, - сочинил я.
Итак, Опытное поле к взрыву водородной бомбы было подготовлено. В "Лимонии" появился сам Игорь Васильевич. Утром, когда мы с Сердобовым шли в столовую, он прогуливался в сопровождении пятерых в штатском.
– Как ты думаешь, - спросил меня Сердобов, - если бы не было на белом свете Курчатова, занесло бы нас на этот дикий брег Иртыша?
– Думаю, нашлись бы другие ученые, и атомная бомба появилась бы у нас непременно. Все течет закономерно, как Иртыш.
– А нас тащит и крутит, как вон ту корягу, - усмехнулся Сердобов, показав на плывущий тополь, который упал в реку вместе с корнями. В быстром потоке он крутился, нырял под воду и снова выплывал, словно пытался выбраться из мутной круговерти.
Я узнал рядом с Курчатовым только одного - В. А. Малышева, поскольку видел его на снимках в газетах среди руководителей партии и правительства. Я знал, что он министр среднего машиностроения, а почему среднего - не представлял. Но известно было, что для "сред-маша" правительство денег не жалеет.
Вячеславу Александровичу Малышеву тогда было немногим за пятьдесят. Через два года его не стало. Говорили, что он умер в результате неоднократного облучения, - кто же в то время мог сказать правду для печати?
Малышев был профессионал своего дела. Прошел должности инженера, конструктора, главного инженера, директора завода. В 1939 году, став наркомом тяжелого машиностроения, а в Великую Отечественную - наркомом танковой промышленности и заместителем Председателя Совнаркома СССР, он приобрел обширный технический кругозор и размах крупного государственного деятеля.
Велики заслуги Малышева в создании и развитии атомной промышленности. В испытаниях ядерного оружия он принимал самое активное участие. Вместе с Курчатовым руководил сборкой узлов подрыва бомбы, вникал в различные проблемы. Вячеслав Александрович имел воинское звание генерал-полковника инженерно-технической службы, но на полигон приезжал в гражданской одежде.
Нам, начальникам групп, и тем более простым научным сотрудникам государственные деятели и крупнейшие ученые были недоступны. И нужды в общении с ними у многих из нас просто не возникало. Лишь однажды И. В. Курчатов приехал на одну из моих площадок с полковником Бенецким. Я слышал, что Курчатов - трижды Герой Социалистического Труда, генерал-полковник, и, докладывая, назвал его генералом. Тут я маху дал.
– Какой я генерал?
– прервал он, улыбаясь.
– Хотя, впрочем, в молодости мои однокашники называли меня генералом за то, что я покрикивал на них...
И еще однажды довелось вблизи увидеть Игоря Васильевича - на заседании перед испытаниями, когда начальник полигона и авиационный командир докладывали о готовности к "Ч.". Тогда же я узнал, что светловолосый,
На том совещании синоптик высказал сомнение о направлении ветра. И. В. Курчатов тут же сказал одно слово: "Перенесем!"
Наконец пришло время испытания. С округлой высоты до центра Опытного поля, над которым должна взорваться водородная бомба, около двадцати километров. На обратном склоне возвышенности расположились эвакуированные с пункта "Ша" комендантская рота, хозяйственники, здесь же машины с имуществом. Вывезли с "Ша" все, даже двери и рамы. Ближе к вершине - небольшие группы офицеров по особому списку, им предстояло выехать на Опытное поле первыми после взрыва.
Вдруг на большой скорости подкатила "Победа". Из нее торопливо выскочил и подбежал ко мне полковник.
– На твоей площадке люди?
– сердито вопросил он.
– Быть этого не может, - ответил я уверенно.
– Мои все в положенном месте.
– Едем!
– взволнованно потребовал полковник.
За два - три километра я увидал в бинокль расставенных манекенов.
– Вы о тех, которые возле кухни?
– спросил я, передавая бинокль полковнику.
– Стоят, голубчики, там, где им положено.
– Да, как раз на этой площадке с КП заметили людей. Я говорил, что манекены, а они... Разворачивай! Предупреждать надо... Гони!
– приказал полковник водителю.
– Иначе попадем под взрыв.
На оборудованном подземном КП начальства не было, но кто-то там находился, имея связь с руководством, расположившимся в нашем пятом секторе.
Опытное поле не было безжизненным. Где-то жалобно тявкали собаки, слышалось блеяние баранов. Из-под колес взлетали жаворонки. Что они ищут на дорогах? Видимо, там, где нет растительности, легче найти зернышко, занесенное ветром.
Осенний день был пасмурным и холодным. Ночью выпал снег, чуть-чуть прикрыв землю. Он лежал белыми лоскутами там, где имелся травяной покров, и уже растаял на дороге и оголенных полянах. Распалили костер.
вершину возвышенности, с которой в ясную погоду хорошо видно Опытное поле, заняли москвичи из киносъемочной группы. Им не повезло: видимость плохая, поле не просматривалось. Киношникам расстелили брезентовый тент, снятый с грузовой автомашины.
Кто был в комбинезонах, кто в овчинных полушубках, а кто и в своих теплых куртках. Мы - группа офицеров полигона и некоторые специалисты из Москвы - все в комбинезонах из плотной плащ-палаточной ткани с капюшонами, в резиновых сапогах. Мне досаждал фурункул на ноге. Дома я едва надел яловые сапоги и решил не переобуваться, но резиновые сапоги взял. Они лежали в машине. На голове - шапка-ушанка. Резиновые перчатки почти никто не брал. Я надел меховые рукавицы. Многие офицеры кажутся толстоватыми и неуклюжими, потому что комбинезоны натянули на свое обмундирование, а сверху еще надели шинели или полушубки. Некоторые, в том числе и я, взяли комбинезоны побольше размером и надели их поверх полушубков. Тепло и полная гарантия: пыль не проникнет к телу.