Полигон смерти
Шрифт:
Прильнув к земле вниз лицом, я прикрыл глаза руками. Точно так же я много раз сливался с землей на фронте, когда заставала бомбежка, а рядом не было окопов.
– Осталась минута!
– объявил черный ящик.
Высоко в небе, где-то за серыми облаками, послышался гул самолетов. Идут!..
– Осталось тридцать секунд!..
– Осталось двадцать секунд!..
– Десять!..
– Пять!..
– Три!..
– Ноль!
Я успел насчитать еще пять - семь секунд и услышал короткий резкий треск, как при замыкании электропроводов. Земля вздрогнула. Одновременно почувствовал всем телом тепло. Не только сквозь рукавицы, но и с затылка проник в глаза желтый свет,
Через несколько секунд удар повторился, но уже слабее. Это возвратился в пустоту сжатый воздух - волна сжатия. Но повторный грохот напугал многих, кто поднялся рано с земли. Упал вниз лицом и мой зам. Один врач из москвичей, видимо со слабым зрением, потерял очки и упал на разметанный костер, комбинезон загорелся на коленях и животе. Врач, не поняв причины этого, суетился и кричал:
– Световое облучение! Я горю!
Мне, как и многим офицерам, подумалось, что он шутит, но доктор, впервые оказавшийся на полигоне, подрастерялся. Но все обошлось благополучно. Никто не сгорел, не был поврежден ударной волной. Правда, там, на высоте, людей вместе с брезентом, на котором они лежали, сбросило вниз и кто-то нуждался в медицинской помощи. Звали доктора.
– Начальникам групп!
– послышалось из черного ящика.
– Срочно на свои площадки и немедленно доложить результаты!
Все кинулись к машинам, а там, на стоянке, как после урагана. Мой старенький "газик" приткнулся к автобусу, его фанерная будка-кабина висела сбоку, а у автобуса выбиты стекла, сорван капот, сверху вмятина.
Сначала мне показалось, что произошла авария по вине моего водителя Анатолия Глухова, и я упрекнул его:
– Что, нельзя было поставить машину подальше?
– Взрывом покорежило, - флегматично ответил шофер.
– Но моя заводится. Ехать можно...
А вот грузовик, выделенный офицерам группы, почему-то не заводился. Вся надежда была на моего "козлика".
Я сел за руль, чтобы взять с собой побольше специалистов, а Глухову приказал помочь водителю грузовика. Дозиметрический прибор втиснул между ног.
Поехали. У КПП, где не было контролеров, нас обогнал на танке без башни начальник танковой группы подполковник Орлов. Он стоял, как всегда, высунувшись из люка, и курил. Как только проехали КПП, мы надели противогазы, плотно застегнули комбинезоны.
Пасмурная погода, да и взрыв на высоте тысяча восемьсот метров за облаками не позволили наблюдать водородный "гриб", но вспышка, а затем и густая черная туча, застилавшая полнеба, были видны хорошо. С возвышенности мы даже засекли облако дыма, поднимавшееся из-за горизонта, там, где находился наш жилой городок. Перед нами раскрылся и полностью разрушенный городок "Ша", там что-то горело. Дым в степи виднелся всюду - воспламенились кучи сухого сорняка, собранные ветрами. Они горели в местах, над которыми в облаках оказались просветы. Значит, не будь над нами плотной облачности, всех нас опалила бы вспышка, как те сорняки! И неудивительно: до эпицентра не так далеко, а температура в месте взрыва миллионы градусов. До "половинки" около сорока километров,
Как потом установили ученые, большая высота взрыва позволила выявить ранее неизвестное свойство ударной волны. Отразившись от земли, она образовала невидимый купол-зонт, края которого через несколько километров снова хлестнули по поверхности. Мы испытали удар взрывной волны во много раз слабее, чем он мог бы быть при меньшей высоте взрыва. А при наземном взрыве вероятность остаться в живых на том удалении, где находился наш выжидательный район, была весьма сомнительна.
Как ожидалось, при взрыве над землей дальность поражения ударной волны больше, чем при наземном взрыве бомбы той же мощности. Волна, хотя и не опасной разрушительной силы, дошла до Семипалатинска, Усть-Каменогорска, Павлодара и других населенных пунктов, удаленных на расстоянии до трехсот километров.
...По мере приближения к опытным площадкам становилось все темнее. Вскоре черная туча плотно закрыла все небо над нами. Почти ничего не видно. Похолодало. Я хотел включить свет, но фары были разбиты ударной волной. Уменьшил скорость. Кто-то толкнул в спину и жестом попросил посмотреть, каков уровень радиации. Подсвечиваю электрическим фонариком, который взял для освещения полуподземных сооружений, и вижу стрелку, дрожащую возле нуля. Переключаю на следующий диапазон - и здесь около нуля. Исправный ли прибор? Объясняемся в противогазах жестами. Я показываю мизинец, успокаиваю пассажиров: уровень радиации мизерный. Едем очень медленно: темно и попадаются глыбы земли, обгоревшие части боевой техники.
Постепенно становится светлее. Черное облако уплывает на юго-восток. В полумраке мы видим волнистую темную пустыню. Земля вздулась длинными буграми, похожими на застывшие морские волны. Машина то
поднимается, то опускается, преодолевая эти волны. Только бы не заглох мотор...
Я не узнаю местность. Все однообразно, всюду комья опаленной земли и какие-то узлы техники. Лежит танковая пушка, а самой боевой машины нет. Где же наша площадка? Начинаем блуждать. Раньше ориентировались по вышке с разрушенным верхом на "П-2" да по тяжелым танкам, а теперь их не видно.
Наконец вдали заметили уцелевшие огромные бетонные пирамиды, сооруженные еще до испытания первой водородной бомбы. Ориентируясь по ним, пробираемся сквозь глыбы земли и металла к площадке, оборудованной в пяти километрах от предполагаемого эпицентра. Посмотреть не на что, все уничтожено. Нет даже признаков, что здесь стояли хлебозавод, кухни, бочки с горючим, цистерны. Все сметено. Уровень радиоактивности высокий, около ста рентген. Удивительно: ничто не горит, хотя многие металлические и деревянные предметы обожжены, почернели.
Недалеко от нас промчался "ГАЗ-69", в котором сидели академик М. А. Садовский, подполковник Н. Д. Мартынов и капитан Г. Ф. Зорин. Известный всему миру Садовский неоднократно был научным руководителем испытаний, но сейчас эту задачу взял на себя И. В. Курчатов.
Молодые, но по опыту уже ветераны полигона, исследователи Мартынов и Зорин были надежными помощниками академика. По многочисленным приборам и с учетом атмосферных условий, воздушных потоков, характера местности, структуры почвы они не только определяли физические явления после взрыва, но могли и прогнозировать их. Это позволило с 1955 года полностью исключить даже малейшее нежелательное влияние ударной волны на населенные пункты вокруг полигона, независимо от их удаленности. Мартынов и Зорин определяли и мощность взрыва. В тот раз она оказалась в пределах 1,7 - 1,8 миллиона тонн тротила.