Полигон. Знаки судьбы
Шрифт:
Пятое знаменательное событие. Если внукапервенца мы получили от дочки, то второго человечка этого поколения подарил нам сын с мамой Ирой. Внучка Ольга родилась 5 октября 1989 года. Таким образом, мы обзавелись и внуком, и внучкой.
Шестое знаменательное событие. Оно произошло на следующий же день после пятого знаменательного события. В тот день, 6 октября, родился второй наш внук, Серёжа. Эмоции переполняли нас с Галинкой: за два дня два подарка судьбы – внучка и второй внук.
Первенцу Лёше принесли брата. Лёша ещё не очень-то разговорился к этому времени, да ему было-то всего один год и два месяца. Брата он называл Гага. Это второе имя так и закрепилось за его младшим братом, до сих пор мы частенько так Серёжу и называем. Правда, у него есть ещё одно имя, которое бытует среди близких родственников – Рыженький, Рыжик, Рыжухин. Происхождение объяснять не требуется. Цвет волос очень
Рассказ 9-й
Земли предков. Верея
Галинка родилась 3 августа 1935 года в деревне Петровское Наро-Фоминского района Московской области. Мама её, Серафима Александровна, преподавала в местной начальной школе, в которой семья и проживала. Отец был рабочим. В старые времена, которые даже я застал, при школах было помещение с отдельным входом для семьи директора или кого-то из учителей. Я учился в московской школе с таким помещением, в котором жил директор школы.
В 2010 году мы с Галинкой съездили в эту деревню. Она расположена на первом “бетонном” кольце, вблизи Алабино. Кольцевая дорога А-107 называется бетонкой по старинке. Конечно, сейчас дорога покрыта асфальтом. Петровское расположено по обе стороны от дороги. Автомобильное движение по дороге напряжённое. Мы остановились у магазина. Деревня живёт, народ ходит. Напротив магазина стоит двухэтажная кирпичная школа. Та ли это школа, Галинка не знала. Её увезли в Кубинку совсем младенцем. Думаю, что в довоенное время это поселение действительно было подмосковной деревней. А сейчас я даже не знаю, как его можно назвать. Магистральную дорогу, проходящую через Петровское, язык не поворачивается назвать главной улицей. Мне показалось, что и на Галинку всё увиденное произвело не очень благоприятное впечатление.
Мы зашли в магазин и купили кое-что из продуктов, в том числе местного хлеба. В Москве хлеб, в общем-то, хороший, но уж очень он какой-то правильный. Без особенностей. За редким исключением, на которое можно наткнуться только совсем по другим ценам. А в разных подмосковных населённых пунктах местный хлеб обычно своеобразный, во многих случаях он вкуснее обычного московского. Возможно, так только кажется, но какаято новизна вкуса всё же каждый раз ощущается. Хлеб из деревни Петровское мы ели дома, и он оказался вкусным. Хотя вряд ли его пекли именно в этой деревне. В целом, мы увидели обычную придорожную деревню. Но для меня она замечательна тем, что в ней родилась моя любимая женщина!
Корни Галинки по материнской линии – в Верее. Там жила семья Провоторовых в нескольких поколениях. Они были известными в городе поварами, и их приглашали на семейные и, как сейчас говорят, корпоративные праздники для приготовления угощений. Один из Галинкиных родственников служил городовым. Это по функциям несколько похоже, хотя и не полностью, на нынешнего участкового. Но городовой был широко известным в определенном городском районе и уважаемым человеком. Прямо скажем, Галинка гордилась своими родственниками из Вереи. Там родилась и её мама, и её бабушка – Мария Филипповна Кауц. Фамилию Кауц бабушка получила от своего второго мужа, латышского стрелка времён революции 1917 года и Гражданской войны, осевшего затем в России.
Бабушка Галинки была одним из двух её родственников, относившихся ко мне, если не с любовью, то уж очень по-доброму и радовавшихся, что у Галинки нормальный муж. Вторым был Володя, дядя Галинки по линии отца, который был всего на 6 лет старше её самой.
О первом муже бабушки Мани, как Марию Филипповну называли родственники, я ничего не знаю. В тяжелые голодные двадцатые годы она с ним и с детьми отправилась в южные края, где, по слухам, меньше голодали. В скитаниях муж и дети, кроме дочки Симы, умерли от болезней. Когда бабушка Маня с единственной дочкой вернулась домой в Верею, её родная мама их не узнала, приняла за нищих и вынесла подаяние.
Бабушка Маня, по семейной традиции, была поварихой и готовила очень вкусно простые блюда. Могу это засвидетельствовать. В этом смысле коечто переняла у неё и Галинка, которая готовила тоже вкусно.
Был период, когда бабушка Маня работала поварихой в санатории в районе Можайска. Вполне возможно, что это тот самый санаторий, в котором поставили на ноги нашу дочь Юлю. А ведь этого не смогли сделать даже врачи в специализированном отделении московской больницы.
Мы с Галинкой и двумя внуками ездили в Верею в 2004 году. Сохранились фотографии из этой поездки. Сначала заехали в центр. Галинка с внуками сходила в краеведческий музей и купила там сувениры – герб города и значки. Красивый, в основном одноэтажный город.
Надо было перекусить, и мы переехали на левый берег Протвы, где можно было расположиться ближе к воде. Остановились у пешеходного мостика через реку, соединяющего обе части города. После поедания пирожков, испечённых Галинкой для этой поездки, Галинка с Алёшей пошли по мостику посмотреть восстанавливаемую церковь на том берегу, а мы с Серёжей остались у машины. Потом мальчики звонили по мобильному телефону своей маме. Тогда для нас это было событием. В целом, от посещения Вереи остались очень тёплые воспоминания. Хороший город.
Рассказ 10-й
Знакомство с самолётом АН-2, едва не окончившееся плачевно
Команду офицеров из Кубинки срочно направили в город Артёмовск на базу хранения бронетанковой техники. Там готовили партию танков для отправки в одну из арабских стран, и требовалось проверить состояние танков и качество их подготовки. От Москвы до Донецка, тогда ещё называвшегося Сталино, летели на ИЛ-14. Полёт был ужасным. По погодным условиям он проходил на очень малых высотах, и нас трясло, как в автомобиле на ухабистой дороге. А в Донецке пересели на АН-2 местной авиалинии. Этот самолёт имеет металлический каркас, обтянутый брезентом. Но конструкция надежная. В салоне, если так можно назвать внутреннее пространство конкретно того самолета, на котором мы летели, вдоль обоих бортов были скамейки. Именно скамейки, не кресла, и расположены они были именно вдоль бортов. Кроме нас четверых, сели ещё 3 или 4 местных жителя. Никаких мер безопасности, никаких ремней безопасности, просто плоские лавочки. Даже места не пронумерованы и не обозначены. Случись что, пассажиры посыпались бы, как горох. А почти и случилось.
Лето, жарко, двери в кабину лётчиков распахнуты, и они на виду у пассажиров. Лететь всего около 40 минут. Лётчики летают по этому маршруту ежедневно, возят пассажиров и почту, знают маршрут назубок, поэтому в полёте треплются, о чём попало. На подлёте к посадочному полю в Артёмовске в самолёте стало тихо. Кто-то из местных пассажиров вздохнул и, ни к кому не обращаясь, произнёс: “Двигатель заглушили, идём на посадку”. Снижаемся быстро. Вот уже и она, земля, рядом. И в это время в кабине лётчиков начинается какая-то возня, похожая на суету, если не сказать, что на панику. Они машут руками, ругаются, не выбирая выражений, и дёргают всякие рычаги. Земля под нами не более чем в трёх или пяти метрах. К тому же видно, что в действиях лётчиков нет согласованности, а разногласия явно присутствуют. Самолет как бы “взбрыкивает” и становится понятно, что лётчики пытаются его поднять, сколько возможно, от земли, но без работающего двигателя он явно теряет скорость. А почему не садятся – неясно. Наконец, заработал двигатель, мы набрали высоту и минут 10, а то и больше, кружили над взлётнопосадочным полем. Назвать его аэродромом язык не поворачивается. Потом сели, не глуша на этот раз двигатель!
На поле не было никаких строений, даже будки или навеса от дождя. Голое поле. Но нас встречал человек в форме гражданской авиации. Как же он ругал лётчиков! Он кричал, что много раз предупреждал этих… (нецензурные выражения), что нельзя при посадке глушить двигатель.
А было вот что. Лётчики привычно зашли на посадку в обычном направлении. Но авиационным службам пришло в голову по соображениям улучшения качества грунта на поле изменить направление взлёта и посадки на 90 градусов. Соответственно этому, они перенесли знак направления посадки в виде буквы “Т” огромного размера на другую сторону поля. А поперёк прежнего направления посадки и взлёта прорыли несколько дренажных канав, чтобы на поле при дождях не образовывались лужи. Переноса знака наши лётчики не заметили, а дренажные канавы заметили уже у земли. Сразу завести двигатель было невозможно, так как на этих самолетах был инерционный стартер. Требовалось время, чтобы относительно маломощный электродвигатель раскрутил маховик, с помощью которого и запускался двигатель. Вот почему нельзя было глушить двигатель при посадке. И, как мы поняли из слов встречавшего нас человека в форме, это было записано во всех лётных инструкциях. Мы были на волоске от беды. Если бы колёса шасси попали в канаву, прорытую поперёк движения самолета, то он кувырнулся бы через носовую часть на капот двигателя. У лётчиков в этом случае говорят, что самолет “скапотировал”. К счастью, всё обошлось.