Полисексуал
Шрифт:
– Слушай меня внимательно, а лучше записывай, что надо сделать. Послезавтра, 25 августа мы вместе вылетаем в Москву! Путч в Москве и все безобразия, с этим связанные, закончились. Билеты на самолёт я уже заказала. Встретимся, – записывай, до-бавила она, – у входа в гостиницу в девять утра. Не опаздывай, машина уже будет ждать нас, чтобы отвезти в аэропорт. Самолёт отлетает около двенадцати, но до аэропорта далеко, да и реги-страции там разные время отнимут. С собой возьмёшь: паспорт, свидетельство о рождении, аттестат, ну и другие, какие есть до-кументы. Одежду на первое время, смену белья – одним словом, отца спроси, что следует брать с собой для устройства на работу.
ещё –
Теперь о работе. Первое время будешь присматриваться – мой ресторан несколько другого типа, чем твой тбилисский. Он, как бы тебе сказать, «закрытый». Не для всех. Сейчас такие только
66
начинают появляться, и мне удалось отстоять «такой» для себя. Я хочу организовать там танцевальный ансамбль, который будет работать и на сцене и в зале между столиками. И чтобы танцева-ли не только девушки в бикини, но и красивые юноши, тоже не во фраках. Понимаешь, девушки сейчас везде есть, но ведь есть лю-бители и мальчиков? Dо you understand me? – быстро спросила Вера меня по-английски.
– Yes l do, my Lady! – тут же ответил я.
– Ишь, какой ты галантный! – удовлетворённо проговорила Вера, видимо, проверяя и мой английский, – я сама какое-то вре-мя пела и танцевала, в том числе и в ресторанах. Я даже фамилию себе взяла подходящую – Сингер, что на английском означает «певунья», «певчая птичка», и «певица» – тоже. Вот и я такая ма-ленькая, танцующая, прыгающая и поющая! Настоящая «певчая птичка»! И на афишах так и писали – поёт и танцует наша «пев-чая птичка» – Вера Сингер! А про то, какая у меня фамилия была раньше, я тебе или позже…или никогда не расскажу! – быстро закончила эту тему Вера.
Вера встала из-за стола, подошла к шкафчику вынула оттуда початую бутылочку коньяка и две рюмочки. На нашем столике уже стояла вазочка с конфетами.
– Ты ведь совершеннолетний, тебе по чуть-чуть можно? – шут-ливо поддела меня Вера, но я, опять-таки, с грузинской пышно-стью ответил:
– Мне можно всё, что прикажет моя госпожа, даже яд смер-тельный! – при этом я не отрывал взгляда от глаз Веры.
Это было какое-то волшебное лицо, у моих знакомых в Тби-лиси таких лиц и таких глаз не встречалось. Казалось, что Вера знает обо всём, о чём я думаю, все мои мысли и желания ей от-крыты. Более того, все мысли и желанья Веры, как мне думалось, откровенно и точно выражают её светлые, необычайные глаза инопланетянки.
Вера разлила коньяк по рюмкам, мы чокнулись и выпили за знакомство. Мне хотелось закусить крепкий коньяк конфетой, но Вера не закусывала и я не решился. Вера подумала немного и на-лила ещё – рюмочки были маленькие, аккуратные.
67
– А теперь – за удачу и успех! – предложила Вера, или, как гово-рят мои друзья: «за успех безнадёжного дела!». После этого тоста сбываются, говорят, самые безнадёжные дела! Сейчас в стране огромные перемены, всё складывается к лучшему, кажется, на-ступила свобода! Сейчас успех нам очень нужен! – мы чокнулись
выпили. Я украдкой взял конфетку, незаметно раскрыл её и за-кусил. Коньяк обжигал горло, я не привык к крепким
Веру чуть-чуть развезло; она почему-то даже не закусывала. Неужели её нежное горлышко певчей птички не обжигает этот коньяк? Вера подняла бутылку и посмотрела на просвет – там оставалось, как раз на пару рюмок. Она разлила остаток коньяка по рюмкам и предложила:
– Давай выпьем за то, чтобы называть друг друга на «ты»! Я до-статочно молодая, а ты меня всё на «вы» и «госпожа»! Что, я по-хожа на матрону какую-нибудь, да ты меня одной рукой подни-мешь – я всего сорок кило вешу! – защебетала птичка Вера.
Я смотрел на Веру – «птичку певчую» и крамольные мысли ста-ли охватывать меня…
Мы подняли рюмки, чокнулись и, скрестив руки, выпили «на брудершафт». Потом Вера медленно приблизила своё лицо к мо-ему, и я заметил, как чуть скосились к переносице её глаза, не перестававшие смотреть в мои. Наверное, и мои глаза тоже так же скосились. «Шашу-беш» – вдруг невпопад вспомнил я местное название косых глаз, что в переводе означает: «шесть-пять» – счёт при игре в кости. Мне претил такой вульгарный термин, но сейчас я видел прямо перед собой самый прекрасный, самый родной и самый сексуальный «шашу-беш» в моей жизни. Я почув-ствовал пьянящий запах каких-то совершенно невероятных ду-хов Веры и моя голова пошла кругом. Целуя мою нежную птичку в губы, я почувствовал темноту в глазах и то, что начинаю оседать, теряя сознание.
Вера испуганно потрогала меня за плечи, и я пришёл в себя.
– Ты что, нецелованный? – казалось, со страхом спросила Вера.
– Да, меня ещё никогда не целовала девушка, тем более такая прекрасная как ты! – не соврал я.
– Ну, ты даёшь! – удивилась птичка-Вера.
68
– Да, я даю! – подумал я. – Только кому и что? – задал я себе риторический вопрос, и решил никогда-никогда не рассказывать Вере о своём прошлом.
Весь следующий день я готовился к отъезду. Собрал кое-какие вещички, документы, конечно. Надел рубашку с кармана-ми на пуговицах, туда и положил документы. Деньги какие-то – в брючный карман, бумажника я ещё с собой не носил. Вещички – в «дипломат», с которым ходил в школу и училище. Тёплых вещей, разумеется, не взял. Там куплю, если буду работать. Утром сходил
маме – у школьных учителей был отпуск, и мама была дома. Рас-сказал ей «легенду» про оперативную работу, обещал, что буду писать. Как я уже говорил, телефонов в квартирах, что у мамы, что у отца, не было. Вообще с квартирными телефонами в Тбили-си была «напряжёнка». Мама, хоть и всплакнула, но моим отъез-дом была довольна. В Москве, как выразилась она, люди честнее и педерастов меньше.
Вечером посидели за бутылкой вина с отцом. Сказав ему про оперативную работу, я не удержался и выболтал, что моей на-чальницей будет красивая женщина, которая меня и увозит.
– Разведчица, наверное! – наврал я.
Отец, как мне показалось, был доволен, что в деле участвует женщина.
– Пора, – говорит, – становиться традиционалом! А то так – пока молоденький – «красивый мальчик», а потом «старый педе-раст»! Нет, не годиться старость у гомосексуалиста! – горько за-ключил отец, пусть у тебя будет по-другому!