Полисексуал
Шрифт:
МОСКВА
25 августа в полдевятого утра я с замиранием сердца ждал у входа в гостиницу мою «госпожу». Я то и дело заглядывал в вестибюль, а потом выходил обратно. Ровно в девять из дверей гостиницы вышла на улицу маленькая красавица Вера со спор-тивной сумкой и маленькой дамской сумочкой в руке. Она улы-балась мне, и опять взяв за руку, повела к такси, которое стояло
69
поодаль. Мы сели вместе на заднее сиденье и автомобиль тро-нулся.
–
обожал её, как обожает ласковый щенок свою добрую и люби-мую хозяйку. Он лижет ей лицо, руки, ноги, всё, что попадёт под язык, возбуждённо скулит за какой-нибудь просчёт, например, за то, что лизнул в губы. Правда, у щенка было больше простора для выражения своих чувств. Не мог же я, хотя мне этого безумно хотелось, сорвать с маленькой, аккуратной ножки моей госпожи её туфельку на высоком каблучке, и, скуля от счастья, лизать эту прелестную ножку до бесконечности!
госпожа так и не выпускала мою ладонь из своей, она перио-дически сжимала её, при этом молча и загадочно улыбаясь, смо-трела из-за спины водителя вперёд на дорогу. Мне же страшнее всего было бы то, если бы вдруг автомобиль остановился, и надо было бы выйти из машины. Я не смог бы этого сделать – вернее, физически смог бы, но только опозорившись перед окружающи-ми. Эрекция у меня была такой силы, что левая нога – ближняя к Вере, даже сидя, задиралась наверх, слегка сгибая колено. Что было бы в положении стоя – стыдно и страшно представить себе!
Уже подъезжая к аэропорту я стал представлять себе картин-ки одну страшнее другой, чтобы сбить эрекцию. И то, что самолёт терпит аварию, и мы несёмся к земле, и то, что Вера совершает половой акт с водителем. Но ничего не помогало! А помогло – не поверите что! Вот они таинства грешной любви – на минуту
представил себе столь желанный ранее акт соития с Игорем в
70
бане, как «хвостик» мой стал напоминать резиновый напальчник, заполненный тёплым холодцом. Теперь я знаю, как укрощать не-нужную порой «злую эрекцию»!
В самолёте мы сидели тоже рядом, правда, уже не взявшись за руки. Я летел первый раз и попросился сесть у окна. Вера с охотой уступила мне это место, и я с изумлением и страхом смо-трел вниз на облака, на куски земельных угодий, леса и озёра в разрывах между облаками, на Светило, сияющее поверх облаков
на дрожащие, как у птицы концы крыльев самолёта. Боялся ли я паденья самолёта? Да, конечно же, боялся. Но не за себя, а за мою дорогую и любимую госпожу, вместившую в себя весь мой мир. Удивительно – весь мир уместился в такой маленькой, акку-ратной, как из мрамора выточенной женщине! Поразившись это-му феномену,
Вот такие фантастические мысли обуревали меня, пока мы ле-тели на восьми-девяти километровой высоте от Тбилиси до, пока неведомой мне, но загадочной, как моя госпожа, Москве.
Прилетели мы во Внуково днём, сияло солнце, но было не так жарко и влажно, как в Тбилиси. Люди двигались, казалось, бы-стрее и собраннее, чем в Тбилиси, и по динамичности напомина-ли мне мою госпожу, столь отличающуюся этой динамичностью от жителей Тбилиси. Пока мы выходили по трапу из самолёта, до-бирались до терминала, а потом искали машину, приехавшую за Верой, то есть уже за нами, меня обуревала (простите за высоко-парность!) такая мысль.
Почему мне так приятно называть её, даже про себя, госпо-жой? Почему мне так приятно, я бы даже сказал, сексуально приятно ощущать её именно моей госпожой? Ведь она не ведёт себя со мной высокомерно, не кричит на меня, не смотрит на меня свысока? Да и при всём желании, эта хрупкая дюймовочка ростом не выше полутора метров и весом в сорок кило, физи-чески не смогла бы смотреть свысока на достаточно рослого, под метр восемьдесят, атлетически сложенного, спортивного
сильного юношу? Далее, почему мне не хочется, допустим,
71
сжать её в своих объятьях, до хруста в костях (что, кстати, очень любят многие женщины!), а пасть перед ней на землю и цело-вать, даже не коленки, а аккуратные, такие аппетитные ножки! Облизать каждый пальчик на её детской ступне, даже обцело-вать её туфельку на высоком каблучке, как, не снимая с её нож-ки, так и отдельно взятую?
Почему, когда я смотрю на её остренький, как гвоздик, длин-ный каблучок, мечтаю, чтобы этот каблучок вонзился в меня, же-лательно направляемый ножкой в туфельке с этим каблучком? Выше ножек и туфелек я пока даже не мечтаю подняться. Мечта о поцелуе в губки, как тогда при тосте на брудершафт, вызывает
меня даже не страсть, а боль, шок, и у меня как тогда, начина-ет темнеть в глазах. Читал, читал я про всё это во втором томе «Мужчины и женщины» в очерке приват-доцента Альбрехта фон Нотхафта из Мюнхена, а также в переводах статей венского про-фессора Крафт-Эбинга! И, кажется, называется всё это мазохиз-мом, по имени писателя-славянина, Леопольда Захер-Мазоха, и свойственно это, в первую очередь, славянам-полякам, кем я и являюсь! Да и фетишизмом отдают мои чувства к отдельно взя-тым туфелькам и каблучкам моей прекрасной госпожи Веры!
Какая жалость, что я не захватил с собой хотя бы второй том моей настольной книги «Мужчина и Женщина»! В отличие от иль-фопетровского Васисуалия Лоханкина, который, цитирую: «книгу спас любимую притом!». Насколько он оказался мудрее и преду-смотрительнее меня, этот человек, роль которого в русской ре-волюции неоспорима!
Ехали мы по залитой ярким, но не жарким солнцем, красавице-Москве, пробок, таких как сейчас, тогда и в помине не было. Еха-ли через высокие мосты, улицу, где по обе её стороны стояли стены лесов и, наконец, свернули направо, потом налево, и по-ехали по лесной, но благоустроенной дороге. Остановились мы