Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2

Капченко Николай Иванович

Еще до принятия формального решения об отрешении Ежова от должности по указанию Сталина Берия развернул чистку рядов НКВД от людей, так или иначе связанных с «железным наркомом». В период с сентября по декабрь 1938 года была проведена практически полная замена не только начальников отделов ГУГБ НКВД СССР и их заместителей, но и почти всех руководителей республиканских, краевых и областных управлений НКВД. Только за период с сентября по декабрь 1938 года было арестовано 332 руководящих работника НКВД (140 человек в центральном аппарате и 192 на периферии), среди которых было 18 наркомов внутренних дел союзных и автономных республик [1016] . В это же время Сталиным была дана директива, согласно которой секретари ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов ВКП(б) активно включились в работу по проверке работников НКВД, а также по приему и освобождению их от службы. Ранее на основе циркуляра ГУГБ НКВД СССР от 27 июля 1936 года прием в органы госбезопасности осуществлялся минуя проверку и утверждение в партийных органах [1017] . 15

ноября 1938 г. за подписью Сталина и председателя Совнаркома Молотова была разослана лаконичная, но весьма важная секретная директива, согласно которой приостанавливалось с 16 ноября 1938 г. впредь до распоряжения рассмотрение всех дел на тройках, в военных трибуналах и в Военной коллегии Верховного Суда СССР, направленных на их рассмотрение в порядке особых приказов или в ином, упрощенном порядке. Прокурорам военных округов, краев, областей, автономных и союзных республик предписывалось проследить за точным и немедленным исполнением данного указания [1018] .

1016

См. Лубянка. Сталин н Главное управление госбезопасности НКВД 1937 — 1938. С. 663.

1017

Там же.

1018

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД 1937–1938. С. 606.

Указанные меры явились как бы подготовительными шагами к принятию фундаментального по своему характеру и значению совместного секретного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г. Этим постановлением Сталин как бы подводил итог «великой чистки» и явственно обозначал принципиально новые контуры своей политики в данной сфере. Если упрощенно определить смысл данного поворота, то это можно было бы сделать с помощью одной фразы — отныне массовых и масштабных чисток больше не будет, хотя репрессии как таковые вовсе не переходят в разряд исторических понятий. Указанное постановление заслуживает того, чтобы на нем остановиться более подробно.

В нем признавалось, что работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов.

Своего рода «открытием Америки» стало признание некоторых элементарных правовых норм и принципов, которые прежде беспардонно игнорировались. В постановлении признавалось, что крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и проч.). Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающие те или другие данные обвинения. Органы Прокуратуры, со своей стороны, не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы Прокуратуры не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения.

Таким образом, круг будущих козлов отпущения и виновников нарушений революционной законности был в целом очерчен достаточно определенно. Наконец, нужно было однозначно возложить вину за все это снова на врагов народа: «Такого рода безответственным отношением к следственному произволу и грубым нарушениям установленных законом процессуальных правил нередко умело пользовались пробравшиеся в органы НКВД и Прокуратуры — как в центре, так и на местах, — враги народа. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям и даже вовсе без всяких оснований, создавали с провокационной целью «дела» против невинных людей, а в то же время принимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисоветской деятельности. Такого рода факты имели место как в центральном аппарате НКВД так и на местах.»

Отметив и осудив ряд других грубейших нарушений законности, постановление предписывало:

1. Запретить органам НКВД и Прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению.

В соответствии со ст. 127 Конституции СССР аресты производить только по постановлению суда или с санкции прокурора.

2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских Управлениях РК милиции. Впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого Совещания при НКВД СССР. Органы Прокуратуры обязаны тщательно и по существу проверять обоснованность постановлений органов НКВД об арестах, требуя в случае необходимости производства дополнительных следственных действий или представления дополнительных следственных материалов. Кроме того, они обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований — в этом последнем положении как раз и заключалась загвоздка, поскольку вся предшествовавшая практика однозначно показывала, что органы надзора, т. е. прокуратура, не располагали достаточными возможностями (реальными, а не только чисто формальными) для того, чтобы противостоять органам безопасности, когда те фабриковали искусственные дела. Весьма любопытно,

что в эту кампанию «по искоренению беспорядка и наведению порядка» активно включился и главный прокурор-прокуратор Вышинский. Его голос тоже органично влился в хор тех, кто гневно осуждал нарушения законности. В письме Сталину и Молотову он заговорил о том, что некоторые сотрудники НКВД во время допросов доходили до изуверства, в частности, применяли пытки, приводившие к смерти подследственных [1019] . Как говорится, куда он смотрел раньше? Но это уже ария из другой оперы.

1019

Советское руководство. Переписка. 1928 — 1941. С. 399.

Совместное постановление заканчивалось ясным и недвусмысленным предостережением: «СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупреждают всех работников НКВД и Прокуратуры, что за малейшее нарушение советских законов и директив Партии и Правительства каадый работник НКВД и Прокуратуры, невзирая на лица, будет привлекаться к суровой судебной ответственности» [1020] .

Одновременно с освобождением Ежова ЦК ВКП(б) «по единодушному предложению членов ЦК, в том числе и т. Ежова» (так говорилось в шифртелеграмме, от 25 ноября 1938 г, подписанной Сталиным и адресованной первым секретарям ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов) утвердил Л.П. Берия народным комиссаром внутренних дел СССР [1021] . Новому народному комиссару предстояло принять дела от Ежова, для чего была создана комиссия в составе самого Берии, Андреева и Маленкова. Срок сдачи-приемки был определен в 7 дней. Процесс передачи дел превратился в первый этап накопления материалов по будущему делу бывшего наркома внутренних дел. Что его песенка спета, было ясно, как говорится, и ежу, а не только самому Ежову.

1020

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД 1937–1938. С. 607–611.

1021

Там же. С. 612.

Еще за пару недель до снятия Ежова Сталин направил в адрес бюро горкомов, обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий директиву об учете и проверке в партийных органах ответственных сотрудников НКВД. В соответствии с директивой практически все ответственные работники центрального аппарата и местных органов НКВД подлежали взятию на учет и заведению на них личных дел, которые должны были храниться в партийных органах. Один из центральных пунктов этой директивы гласил: «провести тщательную проверку всех взятых на учет работников НКВД, путем внимательного изучения всех документов о работниках (личные дела, материалы спецпроверки и т. п.) и личного ознакомления с ними, не дожидаясь при этом представления этих работников начальником НКВД на утверждение обкома, крайкома, ЦК нацкомпартий. В результате этой проверки органы НКВД должны быть очищены от всех враждебных людей, обманным путем проникших в органы НКВД, от лиц, не заслуживающих политического доверия» [1022] .

1022

Там же. С. 605.

Это был не просто формальный шаг в деле восстановления контроля над органами безопасности. По существу, он ставил известный предел всевластию этих органов и подчинял их в известной степени контролю со стороны соответствующих партийных комитетов на местах. В период разгула ежовщины (да и во многих случаях и раньше) партийные инстанции лишь штамповали решения работников НКВД и не располагали серьезными рычагами для сколько-нибудь серьезного надзора за их деятельностью. Сталин отдавал отчет в том, что такой контроль необходим не только наверху, но и на уровне местных партийных органов. В противном случае обозначившаяся тенденция, когда органы НКВД действовали абсолютно бесконтрольно, могла привести к тому, что партия перестанет играть ту роль, которая ей предназначалась. А как раз именно в партии, а отнюдь не в органах безопасности, вождь видел главный и наиболее эффективный инструмент осуществления своей политической линии. Сложившийся ко второй половине 30-х годов явный и чреватый непредсказуемыми последствиями перекос в сторону всевластия органов безопасности мог поставить под угрозу реализацию всей политической стратегии вождя. Поэтому финал ежовщины следует рассматривать не только и не столько в контексте замены одних фигур другими, а в более широком историческом плане — как устранение явно тревожного симптома наметившейся утраты партией ее руководящей роли.

Конечно, могут возразить — о какой руководящей роли в то время могла идти речь, если по существу все важные вопросы решались Сталиным. Все это, разумеется, так, но любые планы Сталина, как и вся его политическая стратегия, могли быть реализованы только через посредство деятельности партийных организаций. Он безусловно понял, что умаление роли партийных организаций при одновременном увеличении веса и значения репрессивных инструментов реализации его политического курса в конечном счете было равносильно подрыву базиса его собственной власти.

Новый нарком внутренних дел, видимо, по инициативе Сталина, вышел с предложением о запрете вербовки ответственных работников. В противном случае дело могло бы дойти до того, что НКВД стал бы вербовать секретных сотрудников чуть ли не в аппарате самого Сталина. Такое предположение, конечно, является сильным преувеличением, но тенденции в деле вербовки были таковы, что они стали реальной угрозой даже для членов высшего партийного и государственного руководства. Вот почему Сталин одобрил следующие предложения Берии: