Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
На этом же совещании Сталин особо подчеркнул важность теоретической работы партии, важность овладения теорией марксизма-ленинизма членами партии, и в особенности представителями интеллигенции. Он отмечал: «…Кратким курсом ЦК хотел показать нашим кадрам, что сила и значение теории велико и неоценимо, что без нее, без теории, партия вынуждена была бы бродить в потемках эмпиризма от случая к случаю: сегодня тебя ткнут носом в этот угол, туда прешь, завтра тебя ткнут в другой угол, туда прешь как слепой щенок, завтра сзади тебя потянут, назад прешь, вот тебе и руководитель! Какой же ты, руководитель? Чтобы руководить, надо знать обстановку, надо предвидеть, а чтобы уметь предвидеть, надо овладеть теорией, т. е. знать законы экономического и политического развития общества. Вот это и есть теория» [1034] .
1034
«Исторический
Акцент на повышение уровня теоретической подготовки кадров, естественно, подразумевал, что эти кадры должны были воспитываться на сталинской интерпретации как истории партии в целом, так и важнейших этапов ее развития. Без закрепления в сфере идеологии победа Сталина над своими соперниками и политическими противниками была бы, разумеется, не полной. Чтобы увенчать эту победу и закрепить ее в сознании самых широких масс населения, Сталину как раз и необходимо было осуществить своего рода идеологическое перевооружение партии. Всю эту широкомасштабную кампанию, как я полагаю, нельзя сводить к какому-то личному тщеславию вождя, хотя элементы этого, как говорится, и имели место быть. Главное для него заключалось в той политической роли, которую играло и должно было играть в дальнейшем это идеологическое перевооружение для реализации общего стратегического курса.
Конечно, об этих подспудных мотивах нигде не говорилось ни слова. Наоборот, всячески подчеркивалось, что новая интерпретация истории партии в противоположность некоторым старым учебникам, излагавшим историю ВКП(б) прежде всего вокруг исторических лиц и имевшим в виду воспитание кадров на лицах и их биографиях, освещает и трактует историю партии на базе развертывания основных идей марксизма-ленинизма и имеет в виду воспитание партийных кадров, в первую очередь, на идеях марксизма-ленинизма.
Сталин, создавая Краткий курс, исходил из задачи преподать учение марксизма-ленинизма на основе исторических фактов. Он имел в виду, что такое изложение марксистско-ленинской теории наиболее полно отвечает интересам дела, так как на исторических фактах лучше, естественнее и понятнее демонстрировать основные идеи марксизма-ленинизма, поскольку сама история партии есть марксизм-ленинизм в действии, ибо правильность и жизненность марксистско-ленинской теории проверены практикой, на опыте классовой борьбы пролетариата, и сама марксистско-ленинская теория развивалась и обогащалась в теснейшей связи с практикой, на основе обобщения практического опыта революционной борьбы пролетариата. Эти идеи вождя нашли закрепление и в упомянутом выше постановлении ЦК партии [1035] .
1035
См. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Часть II. С. 860.
Обращает на себя внимание одна любопытная деталь (если ее можно назвать так). На совещании пропагандистов Сталин счел необходимым подвергнуть критике ряд положений, высказанных Ф. Энгельсом. В частности, он поставил под сомнение активное участие последнего в написании Манифеста коммунистической партии. Сталин заявил: «Возьмите Манифест коммунистической партии, это одно из лучших, если не самое лучшее произведение Маркса и Энгельса. Тут, по-моему, Энгельс подписался, но это Маркс писал, потому что мы знаем, как понимал Энгельс Манифест коммунистической партии, мы знаем его принципы» [1036] . Вообще Энгельс не в первый раз оказался объектом критики со стороны Сталина — об этом уже шла речь в одной из предыдущих глав. Обращая внимание на данный факт, хочу оттенить одну черту Сталина — он не демонстрировал слепого пиетета перед авторитетами. Даже перед такими, каким был в ту пору для советских коммунистов Ф. Энгельс. И это говорит как раз в пользу Сталина, ибо если бы он безоговорочно, по-буквоедски следовал всем предписаниям, содержащимся в трудах классиков марксизма-ленинизма, то неизвестно, какие практические результаты проистекали из подобного подхода. Страна шла не по проторенному пути и главным ориентиром для нее должны были быть не те или иные теоретические построения (высказанные, кстати, чуть ли не столетие назад), а реалии самой жизни. Такую точку зрения едва ли можно поставить под сомнение.
1036
«Исторический архив». 1994 г. № 5. С. 24–25.
Вообще попутно следует заметить, что выступление вождя на совещании пропагандистов в октябре 1938 года можно с полным на то основанием назвать одним из самых откровенных его выступлений. Достаточно привести хотя бы такой пример. Говоря о позиции советских коммунистов по вопросам войны
1037
«Исторический архив». 1994 г. № 5. С. 13.
Конечно, кое-кто может на основании данного высказывания Сталина утверждать, что он был сторонником концепции превентивной войны и что разговоры об оборонительной стратегии Советского Союза перед второй мировой войной — это всего-навсего сказки (вуаль, по словам Сталина). Кроме голого, с оттенком цинизма, реализма, в высказывании вождя трудно найти каких-либо заведомо агрессивных намерений. Тем более что о таких вопросах следует судить не на основе словесных заявлений, а на базе реальных исторических фактов. Ведь ни для кого не было секретом, что коммунисты никогда не скрывали своих принципиальных взглядов по проблеме справедливых и несправедливых войн. Так что в данном случае нельзя усмотреть какой-то радикальной перемены принципиальной позиции.
В качестве некоторого итога рассмотрения проблемы идеологического перевооружения партии нельзя обойти молчанием один довольно важный аспект. Речь идет о том, являлось ли это идеологическое перевооружение ревизией ленинизма и отказом от ленинских принципов и традиций. На эту сторону вопроса особый акцент делали критики Сталина в хрущевские и перестроечные времена. Так, например, историк Н. Маслов писал: «И если для Ленина история (и в том числе история партии) была инструментом познания действительности, научной основой политики пролетарской партии, средством научного прогнозирования будущего, то в системе сталинской идеологии она была превращена в орудие сокрытия правды, извращения реальной картины мира и средство опутывания сознания народа сетью обмана и догматизма» [1038] .
1038
«Вопросы истории КПСС» 1990 г. № 7. С. 107–108.
Не стану вступать в полемику с автором данного высказывания, и тем более прибегать к сильным эмоциональным выражениям. Ограничусь лишь следующей констатацией. У меня сложилось твердое убеждение, что с научной точки зрения нет веских оснований столь решительно и категорически противопоставлять Сталина Ленину. Ведь в основе большинства сталинских подходов лежали ленинские идеи и мысли. В принципиальных вопросах Сталин, бесспорно, был последовательным учеником Ленина, которому также отнюдь не были чужды суровые, а подчас и жестокие решения. Не надо из Ленина делать некую икону. Это — во-первых. Во-вторых, не следует бояться самого термина ревизия ленинизма. Сталин жил и работал в совершенно новых исторических условиях и было бы противоестественно, если бы он слепо и бездумно следовал каждому указанию своего учителя. Жизнь, реальности новой эпохи, а не тщеславные прихоти Сталина диктовали необходимость внесения кардинальных изменений как в стратегию, так и тактику большевиков как правящей партии. Если бы Сталин этого не делал, то, вне всякого сомнения, заслужил бы место не в пантеоне крупных исторических личностей, а на мусорной свалке истории.
2. Внешнеполитическая стратегия Сталина в преддверии второй мировой войны
С начала 30-х годов, а точнее — со времени прихода Гитлера к власти 30 января 1933 г. — реальная международная обстановка стала обретать качественно новые черты и особенности. Причем речь идет не только о ситуации, которая складывалась в Европе, но и в целом в мире. Сталин уже на протяжении многих лет держал руку на пульсе событий и стремился в полной мере учитывать радикально менявшуюся мировую обстановку в своем внешнеполитическом курсе. Он здесь проявлял необходимую гибкость и не боялся подвергать пересмотру прежние руководящие установки, цепляться за которые в принципиально новой фазе мирового развития было бы равносильно политической слепоте.