Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
На съезде же перед фактом своей полной изоляции и фатального поражения Каменев пел уже другие песни и другим голосом [233] :
«Каменев. Наша позиция перед этим выбором — вторая партия или назад в партию, — ясна: назад в партию во что бы то ни стало. (Шум.)
Голос. Обойдемся без вас.
Каменев. И мы просим съезд, если этот съезд хочет войти в историю не съездом дробления, а съездом умиротворения в партии, — помогите нам в этом деле. (Шум) Голос. Обойдемся и без вас, два года уже обходились.
Голос. Вы в историю уже вошли.
Голос. Откажитесь
Голос. Откажитесь от троцкизма!
Каменев. Рабочий класс хочет этого примирения. Несмотря на все разногласия, несмотря на всю остроту борьбы, у нас есть с вами общий интерес, — это сохранение единства партии, как основного рычага диктатуры пролетариата. (Шум)» [234] .
233
Там же. С. 348.
234
XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 256.
Видимо, Сталин саркастически усмехался в душе и даже злорадствовал, наблюдая за этим политическим пресмыкательством. Он не просто ненавидел Каменева, но и презирал его, так как слишком хорошо знал. Это были совершенно разные люди, и то, что они оказались по разную сторону баррикад — не случайность, а неизбежная закономерность.
Сталин, как говорится, на полную катушку использовал провал оппозиции: помимо всего прочего, он постарался использовать этот крах для дискредитации ведущих лидеров оппозиции, часто ссылавшихся на то, что они были ближайшими сподвижниками Ленина (Зиновьев и Каменев). Развеять ореол соратников Ленина было необходимо, чтобы расчистить себе дорогу к этому пьедесталу. И Сталин не преминул воспользоваться этим.
Он сам себе ставил вопросы и сам же давал на них вполне определенные ответы, призванные окончательно развеять бытовавшее тогда еще в партии мнение, что Зиновьев и Каменев достойны доверия и уважения как самые ближайшие сподвижники усопшего вождя. Сталин говорил: «Но вот вопрос: есть ли в большевистских традициях то, что позволяла и продолжает позволять себе оппозиция? Оппозиция организовала фракцию и превратила её в партию внутри нашей большевистской партии. Но где это слыхано, чтобы большевистские традиции позволяли кому-нибудь допускать такое безобразие? Как можно говорить о большевистских традициях, допуская вместе с тем раскол в партии и образование в ней новой, антибольшевистской партии?
Далее. Оппозиция организовала нелегальную типографию, заключив блок с буржуазными интеллигентами, которые, в свою очередь, оказались в блоке с явными белогвардейцами. Спрашивается: как можно говорить о традициях большевизма, допуская это безобразие, граничащее с прямой изменой партии и Советской власти?
Наконец, оппозиция организовала антипартийную, антисоветскую демонстрацию, апеллируя к «улице», апеллируя к непролетарским элементам. Но как можно говорить о большевистских традициях, апеллируя к «улице» против своей партии, против своей Советской власти? Где же это слыхано, чтобы большевистские традиции допускали такое безобразите, граничащее с прямой контрреволюционностью?» [235] .
235
И.В. Сталин. Соч. Т. 10. С. 365.
Было бы, однако, неверным представлять, что только или прежде всего Сталин и его сторонники придерживались столь непримиримой точки зрения в отношении оппозиции и ее лидеров. Достаточно привести высказывания тех, кто вскоре сам стал жертвой сталинских приемов политической борьбы, чтобы убедиться в ином. Так, А. Рыков, тогда председатель Совнаркома и один из ведущих деятелей партии (его встречали овациями всего зала, как и Сталина), в ответ на речь Каменева говорил: «Начав с сомнений в социалистическом характере обобществленной промышленности, с утверждения о невозможности построения социалистического общества в СССР из-за технической отсталости народного хозяйства, — они кончают утверждением о буржуазном перерождении нашего государства, власти и партии, что проводником этого перерождения, по их мнению, являются центральные органы партии. Именно эти обвинения с наибольшей ясностью вскрывают меньшевистскую основу всей их идеологии. Именно эти обвинения, благодаря их чудовищной лживости, поставили грань между оппозицией и рабочим классом, между оппозицией и нашей партией» [236] .
236
XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 259.
Еще
Голос. Мы бы их расстреляли» [237] .
237
Там же. С. 261.
Хотя последние слова и не произнесены Рыковым, но они более чем органично вписываются в весь контекст и пафос его речи. Так что одного Сталина упрекать в кровожадности не приходится. Некоторые в то время даже перещеголяли его. Сталин же сам открыто к этому не призывал. Более того, он постарался извлечь выгоду из сложившегося положения и попытался представить себя в явно великодушном облике. Он, в частности, заявил: «Не ясно ли, что апелляция к «улице» превратилась бы в прямой путч против Советской власти? Разве трудно понять, что эта попытка оппозиции, по сути дела, ничем не отличается от известной попытки левых эсеров в 1918 году? (Голоса: «Правильно!») По правилу, за такие попытки активных деятелей оппозиции мы должны были бы переарестовать 7 ноября. (Голоса: «Правильно!». Продолжительные аплодисменты.) Мы не сделали этого только потому, что пожалели их, проявили великодушие и хотели дать им возможность одуматься. А они расценили наше великодушие как слабость» [238] .
238
И.В. Сталин. Соч. Т. 10. С. 366.
Что касается великодушия генсека, то на этот счет можно придерживаться различных мнений. Мне лично представляется, что дело было не в великодушии Сталина, а в определенных политических расчетах, определявших его линию поведения в тех обстоятельствах. Ведь он отлично отдавал себе отчет в том, что применять суровые карательные репрессии по государственной линии в отношении недавних членов высшего партийного руководства было, по меньшей мере, рискованно. Многие как в самой партии, так и вне ее, могли бы это истолковать превратно, и отнюдь не в пользу Сталина. Слишком узок был отрезок времени — от пребывания лидеров оппозиции на вершинах партийного Олимпа до их устранения как врагов советской власти — чтобы решиться на крайние меры. Необходимо было дать поработать времени, создать соответствующие условия, чтобы такие меры были восприняты партийной массой, да и населением страны, если не с горячим одобрением, то с пониманием. А Сталин, как я уже не раз подчеркивал, умел проявлять выдержку и терпение и наносил сокрушительные удары по своим противникам лишь после того, как были подготовлены все необходимые условия, гарантирующие ему полный успех.
В связи с борьбой против объединенной оппозиции всплывает один довольно пикантный вопрос. В западной историографии достаточно широкое распространение получила точка зрения, что генсек использовал в своей борьбе такое средство, как разжигание антисемитизма, поскольку ведущие фигуры оппозиции были евреями. Думаю, что здесь необходимо внести определенную ясность. Хотя в дальнейшем специальный раздел будет посвящен данной проблеме, когда речь пойдет о последних годах политической деятельности Сталина.
В некоторых местных парторганизациях, конечно, имели место проявления антисемитизма. Это документально прослежено на базе партийных архивов Смоленской области, захваченных во время войны гитлеровцами и доставшихся потом американцам. Они подверглись тщательному изучению и на их основе на Западе опубликован ряд работ [239] . Тема антисемитизма возникала (правда, как-то мимолетом, в качестве второстепенной) и в ходе борьбы с оппозицией. Троцкий однажды в ходе полемики сослался на материалы заседаний партийных ячеек. В ходе этих заседаний высказывались такие мнения: «Троцкий на протяжении длительного времени ведет раскольническую политику. Троцкий не может быть коммунистом — даже его национальность показывает, что он сочувствует спекулянтам». А что касается Зиновьева и Каменева, то они «они ошибаются в отношении русского духа. Русский рабочий и крестьянин никогда не последует за этими нэпачами (т. е. нэпманами — Н.К.)» [240] .
239
Подробнее об этом см. Евгений Кодин. «Смоленский архив» и американская советология. Смоленск. 1998.
240
Robert Vincent Daniels. The conscience of the revolution. p. 304.