Политическая история брюк
Шрифт:
Уличная мода смотрит в сторону Лондона, где произошла собственная «Павлинья революция»{695}. Отливая всеми цветами радуги, как павлины, молодые люди, посещающие новые магазины на Карнаби-стрит, носят длинные волосы, пеструю одежду, очень обтягивающие брюки с заниженной талией, которые не скрывают подробностей их анатомии. Здесь у мужчин налицо тенденция оголения тела, похожая на ту, которая шокирует, хотя и намного больше, чем у женщин. Этому одновременно вестиментарному и телесному освобождению не чуждо гомосексуальное влияние{696}.
Во Франции прет-а-порте класса люкс — Pierre Cardin или Renoma — предлагают гамму брюк разнообразного кроя и материала. Набирает силу марка New Man, название которой — программное заявление
Открывая в 1969 году свой первый мужской бутик Rive Gauche, Ив Сен-Лоран произносит речь сторонника свободы:
Я обращаюсь к свободным мужчинам. Я им предлагаю не новую линию, то есть не новое ограничение, а новую свободу. Мужественность больше не связана с серой фланелью и широкими плечами, как и женщина — это больше не муслин или пышная грудь. Я думаю, что время женщин-куколок и мужчин-доминаторов ушло. Девушкам больше не нужно жеманничать, нести вздор и демонстрировать свои ножки, чтобы показать, что они женщины. Юношам больше не нужно набивать плечи своих пиджаков и завивать усы, чтобы заставить всех поверить, что они мужчины{697}.
Таким образом, женские брюки вписываются в динамику, которая вновь ставит под вопрос мифы, структурирующие оба гендера. Кутюрье чувствует это и уверенно выражает: это свойственно его собственному характеру, но он также осознает происходящие общественно-политические изменения. Рост женской активности воспринимается как начало чего-то большего. В обиход входит фраза: «Теперь, когда женщины работают…» Понятие «активной женщины» в модном дискурсе встречается постоянно. Figaro констатирует: «Битва за брюки выиграна! За полгода они преодолели путь с улицы в конторы — и там больше никого не удивляют» (8 мая 1969 года). Конец заточения половых ролей в рамки стереотипа в 1970 году представляет себе Jardin des modes, хотя можно было подумать, что это делают участницы Движения за освобождение женщин: «Иерархия уступает место разнообразию, и одежда становится способом самовыражения для каждого»{698}. Миф о пассивности и никчемности женщин, о Пенелопе, воспитывающей у очага многочисленное потомство, который еще так часто встречается в рекламных изображениях 1950-х годов, резко рушится.
Основанная в 1956 году Организация планирования семьи, которая поначалу называлась «Счастливое материнство», борется за возможность контролировать рождаемость. Эта борьба увенчалась первой победой в 1967 году: было признано право на контрацепцию. В то время благодаря своим эссе получила известность Катрин Валабрег, журналистка, участвовавшая в деятельности Организации планирования семьи. Ее поражает «взаимозаменяемость одежды девочек и мальчиков», и она полагает, что «десексуализация одежды, несомненно, отвечает требованиям сведения на нет расстояния между полами <…>. Если бы девочки не продолжали носить бутоньерки справа, а мальчики — слева, то их рубашки ничем бы не отличались. У женщин брюки с ширинкой; они лихо носят колготки с сапогами. Порой возникает соблазн придумать третий пол, чтобы обращаться к молодежи <…>. Действительно, в том факте, что одна одежда женская, а другая — мужская, есть большая доля условности. В некоторых странах мужчины носят туники, а женщины — штаны, а теперь у нас женщины могут одеваться в брюки, хотя выражение „носить кюлоты“ отсылает нас к самой мужественности. Таким образом, мы видим, что посредством моды среди молодежи формируется желание уйти от ограничений, навязываемых традиционными образами мужчины и женщины». Это весьма позитивный взгляд на вещи, который привел Катрин Валабрег к тому, чтобы потребовать отмены запрета на ношение брюк в лицеях{699}.
Теперь
Франция осваивает досуг и спорт, связанные с новыми вестиментарны-ми возможностями, порой более современными с технической точки зрения. Женщины, естественно, чаще занимаются женским спортом. И хотя в спорте различение полов присутствует — настолько сильно опасение, что чрезмерные усилия маскулинизируют женщин, — здесь больше вестиментарной свободы, чем в повседневной жизни{702}. А на Олимпийских играх в Гренобле 1968 года все французские спортсмены дефилируют в брюках. Популярность спортивной одежды растет, и дело не только в повышении зрелищности спорта и распространении спортивных практик, но также и в пересмотре вестиментарных конвенций (например, отношения спорт/город).
Успеха у брюк не было бы, если бы незадолго до этого не появилось понятие прет-а-порте. Французы позаимствовали прет-а-порте у американцев в 1948 году. Журнал Elle, спросив у своих читательниц в феврале 1952 года, хотели бы они иметь возможность покупать готовую одежду, получил большинство положительных ответов. В 1957 году проходит первый салон прет-а-порте. Развиваются магазины, одежные отделы в больших магазинах и торговля по почте, обрекая на постепенное увядание ателье, шившие одежду по мерке, а также умение шить, которое расцвело в 1930-1950-е годы, когда идеология женщины-домохозяйки достигла своей кульминации. По оценкам Elle (6 октября 1958 года), одежду от-кутюр носят 4 тысячи женщин; остальные 13 миллионов, не могущих себе это позволить, оденутся в прет-а-порте{703}.
Эти важные изменения происходят в связи с «изменением структуры моды», которая из концентрической становится полицентричной. У нее больше нет национального (парижского) характера, и она испытывает английское и американское влияние. Мода развивается снизу вверх, от молодежи к взрослым, от пролетариата к средним и высшим классам, от стран третьего мира к богатым странам Запада, от бедных пригородов к дорогим кварталам. Мода становится массовым движением. Высокая мода пытается адаптироваться к новым условиям и сохраняет во Франции престижное положение.
Женские брюки — сильный образ разрыва с традицией, в особенности в условиях, которые делают этот разрыв возможным и желательным. Франция входит в фазу ускорения экономического роста. 1960-е годы — самое решительное десятилетие «Славного тридцатилетия» [79] : в это время возникает желание строить что-то новое {704} . Конечно, немало скелетов осталось в шкафу. Нужно забыть войну в Алжире. Вытесняется из сознания французов правительство Виши. Потребление гипнотизирует массы. Как резюмирует Жорж Перек, повсюду «вещи» — одежда, много одежды, все более разнообразной и на любой кошелек.
79
Период интенсивного экономического роста, случившегося в 1945–1973 годах в большинстве экономически развитых стран. (Прим. пер.)