Политическая мифология
Шрифт:
Критикуя тех исследователей, которые предпочитали видеть в мифе иллюзорное сознание, А.Ф.Лосев в «Диалектике мифа» писал: «Хотят вскрывать существо мифа, но для этого сначала препарируют его так, что в нем уже не ничего содержится ни сказочного, ни вообще чудесного. Это или нечестно, или глупо» (68). «Надо сначала стать на точку зрения самой мифологии, стать самому мифическим субъектом» (69).
Если следовать рекомендации Лосева, становится очевидной тщетность всяческих попыток развенчать миф рациональными средствами, изобличить его как ложное знание, как заблуждение, как ложную реальность: «Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто слепым, чтобы не замечать, что миф есть (для мифического
Н.А.Бердяев повторяет практически ту же мысль, преломляя ее с точки зрения анализа общественных явлений: «Люди чаще, чем думают, живут в царстве абстракций, фикций, мифов. Самые рациональные люди живут мифами. Самый рационализм есть один из мифов. Рациональная абстракция легко превращается в миф. Например, марксизм насыщен абстракциями, превращенными в мифы. Человеческое сознание подвижно, оно суживается или расширяется, оно сосредоточивается на одном или рассеивается. Средне-нормальное сознание есть одна из абстракций. Разум рационализма есть один из мифов. Якобы героизм и бесстрашие отказа от всякой веры в высший, духовный, божественный мир, от всяких утешений есть также один из мифов нашего времени, одно из самоутешений» (71).
Подход Лосева повторяет и Мирча Элиаде: «Миф всегда повествует о чем-то как о действительно происходившим, о событии, которое произошло в полном смысле слова – независимо от того, будь то сотворение мира или самого незначительного вида животного, растения или закона» (72). В мифе есть отрицание каких бы то ни было рациональных научных схем, но в мифе есть своя логика, свои сюжетные законы: «С точки зрения той или иной теории можно говорить о мыслительной работе субъекта, создающего миф, об отношении к другим психическим факторам мифообразования, даже о превалировании ее над другими факторами и т.д. Но, рассуждая имманентно, мифическое сознание есть меньше всего интеллектуальное и мыслительное сознание» (73), «никакая отрешенность, никакая фантастика, никакое расхождение с обычной «действительностью» не мешает мифу быть живой и совершенно буквальной реальностью, в то время как поэзия и искусство отрешены в том смысле, что они вообще не дают нам никаких реальных вещей, а только их лики и образы, существующие как-то специфически, не просто так, как все прочие вещи» (74).
В то же время терпит провал попытка представить себе миф в качестве некоей идеалистической модели, подобия социальной утопии: «Миф не есть бытие идеальное, но жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная, действительность», – пишет Лосев (75). Утопия, напротив, есть результат воздействия мифической реальности на сознание человека, создающего концепцию бытия.
Даже если встать на точку зрения В.С.Полосина, полагающего, что миф реален не вне сознания, а в рамках самого сознания и подсознания – в качестве формы и способа познания, архетипа, парадигмы, модели, памяти о прошлом (76) – придется признать, что любая социальная реальность порождается именно состояниями сознания (за исключением чисто рефлекторных действий). То есть, в этом смысле миф мало чем отличим, скажем, от научной теории, которая также может предопределять состояние сознания и рождаться из бессознательного.
Поскольку природа человеческого связана с миром символических форм, он вынужден в процессе своей деятельности погружаться в миф. Эрнст Кассирер пишет о том, что символическая система стала у человека третьим элементом между системой рецепторов и аффекторов, которое полностью преобразило его по сравнению с животными (77).
Учитывая, что символьное пространство условно можно разделить на полупространство более ими менее связанное формальной логикой и полупространство символической «игры» вне формальной логики, то можно нарисовать схему, согласно которой человек предпринимает те или иные решения.
Можно выделить четыре основных варианта принятия решений (78):
1)
эмоциональный (внелогический, аффективный) – действие является результатом использования символов, бессознательно пробужденных неким архетипом;
2)
логический – действие возникает на основе быстрого отыскания простой логической схемы ответа на
внешний вызов или на основе рутинной процедуры (скажем, производственной);
3)
мифологический – действие становится результатом нахождения нетривиальной логической схемы, подсказанной образами мифологического символьного пространства (79);
4)
магический – действие становится результатом логически отысканной системы мифических символов.
В том случае, когда пространство, в котором действует символическая система, сужено, сложные варианты принятия решений не могут быть реализованы (возможно, в силу «квантовости» мыслительного процесса – ограниченности числа элементарных мыслительных актов в процессе принятия решения), и «идеальными типами» по данной схеме становятся обыватель (число логический метод) или инфантил (чисто эмоциональный метод принятия решений).
Миф создает не только свою логику, но и свою обыденность, которая вся пронизана чудесным. Мифическая отрешенность «есть отрешенность от смысла, от идеи повседневной и обыденной жизни. По факту, по своему реальному существованию действительность остается в мифе тою же самой, что и в обыденной жизни, и только меняется ее смысл и идея» (80). И в этом отношении обыватель и инфантил – крайне близкие психологические типы, соответствующие низким уровнем контроля собственного бессознательного. Только с расширением символьной системы обыватель может обособиться от инфантила и превратиться в «человека экономического», человека инженерного мышления. Для инфантила же такое расширение будет гибельным, ибо его реакция на внешние раздражители окончательно запутывается в хитросплетениях безотчетных душевных метаний.
Для магический и мифологической схемы принятия решения заведомо требуется более широкое символьное пространство. Обе эти схемы интересны для нас тем, что допускают управляемость (возможность устойчивых эмоциональных реакций в случае воздействия на область мифо-символического). Именно поэтому обе схемы имеют отношение к политическому процессу, который как раз и предусматривает такое воздействие. При этом «человек магический» участвует в политике скорее эмоционально (в надежде на магию вождей), «человек мифологический» – скорее рационально, выбирая свой политический миф.
Последний вариант соотносится с политическим методом принятия решений, с «человеком политическим», закрепляющим свои интересы и ценности в системе символов, установок, навыков групповой психологии, соответствующих культуре (субкультуре) (см. подробнее Гл. II). Но кроме этого, данный вариант принятия решений может расцениваться также и как научно-творческий, если иметь в виду дальнейшее расширение символической системы за счет увеличения обеих составляющих символического поля в процессе получения образования и жизненного опыта (становление самости). В мифологическом варианте преимущество будет отдано мифо-символическому полупространству, в научно-творческом – логико-символьному.