Политическая наука №2 / 2014. Трансформации европейского политического пространства

Коллектив авторов

Но в рамках MLG полнее освоены как раз те направления нового институционализма, которые изучают формальные институциональные правила – не вникая в более глубокий общественно-политический контекст. Даже опора на конструктивизм, который ставит на место интересов акторов нормы и идентичности, не спасает положения: в связке с концептом MLG он используется для анализа влияния идентичности и дискурса в отрыве от социальной структуры, как бы в «безвоздушном пространстве».

По словам Джеймса Розенау, весьма авторитетного критика данной концепции, MLG плохо улавливает сложности, вытекающие из процесса «фрагмеграции», характеризующего современное состояние мира политики. «Фрагмеграция» – это совмещение «фрагментации» и «интеграции» – термин, который Розенау использует

для описания пересекающихся и зачастую противоречащих друг другу сил, вовлеченных в «столкновение глобализации, централизации и интеграции, с одной стороны, и локализации, децентрализации и фрагментации – с другой» [Multi-Level Governance… 2004, p. 34].

Неубывающий британский евроскептицизм, нежелание Швеции присоединиться к зоне евро, провал Евроконституции в 2005 г. и другие подобные факты концепция MLG не способна объяснить. Иными словами, она не отвечает некоторым актуальным требованиям в исследовании Евросоюза, что подтверждается, в частности, появлением непривычных акцентов в публикациях даже самих творцов данного концепта, явно отражающих понимание ими потребности в его дальнейшем развитии.

Обратим внимание: в публикации 2008 г. Хуге и Маркс предлагают вниманию читателя собственную «постфункциональную» теорию европейской интеграции и настаивают: в ЕС предпочтения широкой публики и национальных политических партий становятся решающими с точки зрения распределения полномочий политической власти в рамках многоуровневой системы, а европейская интеграция политизируется.

По их словам, Европа теперь вторгается в национальную политику, а национальная политика – в принятие европейских решений: в этом смысле система многоуровневого управления становится более тесно увязанной, но от этого она не выглядит более однородной. Реакция масс на интеграцию преломляется сквозь национальные институты и дискурсивные паттерны, отражая отчетливо разные исторические траектории. Результатом этого, как считают Хуге и Маркс, являются все большая несогласованность политически значимых взглядов в Евросоюзе и, соответственно, сужающееся поле для нахождения общего согласия [Hooghe, Marks, 2008, p. 14].

В рассматриваемой статье авторы помещают систему управления Евросоюза в пространство политического соревнования (space of politics), где значимы партии, выборы, референдумы и идентичности, попутно замечая, даже с некоторым сожалением, что «политизацию не засунешь обратно в мешок» [Hooghe, Marks, 2008, p. 22]. Они считают нужным опереться на следующие три обобщения.

1. Идентичность имеет больше веса в широком общественном мнении, чем для элит или групп интересов.

2. Идентичность является политическим конструктом.

3. Чем непосредственнее индивид идентифицирует себя со своим внутренним кругом, тем менее он предрасположен к тому, чтобы поддержать юрисдикцию, включающую и внешние для него группы [Hooghe, Marks, 2008, p. 12].

Маркса и Хуге беспокоит, что дизайн юрисдикций в Евросоюзе, поневоле подчиненный политике формирования идентичности, в принципе не может иметь высокого коэффициента полезного действия (по-видимому, потому, что он недостаточно отвечает требованиям функциональной целесообразности, – об этом авторы подробнее пишут в другой своей статье [Hooghe, Marks, 2002]). Но, на наш взгляд, есть не меньше оснований для надежды, что массы в Евросоюзе своими попытками прибегнуть к демократическим институтам для выражения собственного мнения по европейским сюжетам впредь будут еще интенсивнее мешать заносчивым элитам в выстраивании европейского управления так, как им заблагорассудится. Иными словами, окончательно прекратится убедительно и откровенно описанная в свое время языком неофункционализма технократическая «интеграция украдкой» (integration by stealth).

Хуге и Маркс, предлагая «постфункциональную» теорию, рисуют картину, в которой миллионы жителей стран ЕС, став действующими лицами интеграционного процесса, выступают медиаторами растущего давления, возникшего вследствие институциональной расстыковки европейского и национального

уровней власти. Но разве политические акторы, кто бы они ни были, не могут инициировать перемены, причем позитивные, а не только под институциональным давлением? Речь поэтому допустимо вести не столько об испытании степени адаптируемости европейских масс к региональной интеграции, сколько о том, как сами массы могли бы использовать интеграционный процесс, в том числе, в своей ежедневной практике. Для таких исследований более других годится политико-социологический подход, привлекающий в последнее время повышенный интерес западных ученых, исследующих европейскую интеграцию.

Чтобы описывать институциональные среды, политологи обычно используют такие заимствованные из социологии концепты, как «поле», «арена», «домен», «сфера» – или «пространство», которые подчеркивают самостоятельную значимость акторов и их взаимодействий в производстве и воспроизводстве институциональных правил. Так, если воспользоваться языком, предложенным в свое время французским социологом Пьером Бурдьё [Бурдьё, 1993], то ареной борьбы социальных агентов за выживание или улучшение своих позиций выступают поля (экономическое, культурное, социальное, символическое и множество прочих). Габитус (система диспозиций, порождающая и структурирующая практику агента и его представления) позволяет агенту спонтанно реагировать на события и ситуации. Всякое поле представляет собой своего рода конкурентный рынок, где используются различного вида ресурсы. Функционирование и изменение полей подчинено полю экономического производства, а ключевой точкой схождения агентов, занимающих доминирующие позиции в отдельных полях, является поле власти (политики). Иерархия властных отношений в рамках властного поля структурирует прочие поля.

Уточним, что различные отношения между акторами в определенной среде специально изучает организационная теория, или теория организации, тоже берущая свои начала в социологии (ее альтернативное наименование – социологический институционализм). В рамках данной теории, базирующейся на достижениях Макса Вебера, Александра Богданова, Норберта Винера и Аркадия Пригожина, организация понимается как некое объединение людей, обладающих правами, распространение которых ограничено рамками данного объединения, и действующих на основе определенных принципов и правил. В этой теории имеет место широкое толкование термина «структура», которое включает не только структуру формальную, но также неформальные и сетевые отношения, социокультурные и когнитивные аспекты организационного устройства. Она адресуется к вопросам о том, как и почему организации появляются, приобретают определенную форму, ведут себя тем или иным образом, выживают либо терпят крах.

К примеру, есть достаточно оснований для рассмотрения Евросоюза как организации, внешнюю среду деятельности которой составляет формирующееся на наших глазах глобальное политико-правовое управление, где ЕС претендует на одну из главных ролей. Под пространством глобального управления в данном случае понимаются правила, которым подчинен процесс, имеющий целью решение общемировых проблем, управление глобальными рисками (с угрозой природе, здоровью, питанию, устойчивости финансовой системы) и достижение общих целей согласованными усилиями государств и других организаций, включая международные институты, транснациональные корпорации, неправительственные организации и региональные объединения.

Специфическая роль Евросоюза в глобальном управлении стала широко обсуждаться лишь в самые последние годы – после вступления в силу Лиссабонского договора 2007 г. и на основании опыта мирового кризиса, начавшегося в 2008 г. С 2010 г. в Европе и Америке стали выходить многочисленные публикации, посвященные данной теме либо затрагивающие ее. В числе наиболее заметных зарубежных работ (среди их авторов присутствуют и российские специалисты) назовем коллективные монографии «Роль ЕС в глобальном управлении: правовое измерение» [Vooren, 2013] и «Экономический кризис в Европе: что он означает для ЕС и России» [DeBardeleben, Viju, 2013].