Политические убийства. Жертвы и заказчики
Шрифт:
Он стал в моем представлении одной из самых горьких жертв смутного времени, отмеченного знаком коварнейшего предательства.
И одним из самых благородных героев на все времена.
Из материалов следствия:
«…24 августа 1991 года в 21 час 50 мин. в служебном кабинете № 19 «а» в корпусе 1 Московского Кремля дежурным офицером охраны Коротеевым был обнаружен труп Маршала Советского Союза Ахромеева Сергея Федоровича (1923 года рождения), работавшего советником Президента СССР.
Труп
Дальше в цитируемом документе будет еще не одно обращение к этой теме: добровольная смерть или насильственная? То есть самоубийство или убийство? Обращения понятные. С такого вопроса всегда начинается следствие в подобных ситуациях и на него пытается в первую очередь дать ответ.
Заключение судебно-медицинской экспертизы в данном случае вроде однозначное: не обнаружено признаков, которые могли бы свидетельствовать об убийстве. Опрошены свидетели – никто из них имя убийцы не назвал.
Этого, оказывается, вполне достаточно, чтобы с абсолютной категоричностью записать:
«Лиц, виновных в наступлении смерти Ахромеева или каким-либо образом причастных к ней, не имеется».
И вот уже зам. Генерального прокурора РСФСР Е. Лисов, тот самый Евгений Кузьмич Лисов, который вместе со своим шефом – прокурором Степанковым играл главную роль в подготовке «процесса над ГКЧП», спешит дело о смерти Ахромеева прекратить. «За отсутствием события преступления»…
Мы еще вернемся к этой теме – было событие преступления или нет, имелись причастные к смерти или таковых действительно не существовало. Пока же хочу обратить внимание читателей на одну дату: постановление о прекращении дела подписано четыре месяца спустя после начала его – 19 декабря.
При других условиях, понимаю, не было бы в том ничего особенного. Но тут… Честное слово, не могу отделаться от впечатления, что к концу года торопились обязательно «закруглиться».
Цель, что ли, такая была поставлена? Задание дано? Прекратить, закрыть и поскорее забыть. А ведь в деле оставалось столько темного, противоречивого, столько фактов, буквально кричащих о том, чтобы их как-то объяснили!
Но… о «невыгодных» фактах в итоговом постановлении просто не упомянуто. Они просто опущены, дабы любому (и сразу!) не стало очевидно, что концы с концами здесь во многом не сходятся.
Явно не сходятся они и по второму пункту этого постановления – о прекращении «уголовного дела в отношении Ахромеева С.Ф. в части его участия в деятельности ГКЧП». Очень слышен тут вздох облегчения:
Удивительно ли, что многих, в том числе наиболее близких Сергею Федоровичу людей, версия следствия не убедила?
Восстановим хронику некоторых событий, непосредственно предшествовавших роковому дню – 24 августа 1991 года.
6 августа, по согласованию с президентом Горбачевым, его советник Ахромеев отбыл в очередной отпуск в Сочи. Там, в военном санатории, он и услышал утром 19-го о событиях в Москве. И сразу принял решение: лететь.
Вечером он уже был на своем рабочем месте в Кремле. Встретился с Янаевым. Сказал, что согласен с программой, изложенной Комитетом по чрезвычайному положению в его обращении к народу. Предложил начать работу в качестве советника и. о. Президента СССР.
Конкретное дело, порученное ему, состояло в сборе информации с мест о создавшейся обстановке. Организованной им вместе с Баклановым группой было подготовлено два доклада. Кроме того, по просьбе Янаева работал над проектом его выступления на Президиуме и на сессии Верховного Совета СССР. Задача – обосновать необходимость мер, принятых ГКЧП. Участвовал и в заседаниях комитета – точнее, той их части, которая велась в присутствии приглашенных.
Излагаю все это по тексту его письма в адрес Горбачева («Президенту СССР товарищу М.С. Горбачеву»), где маршал как бы докладывал потом о степени своего участия в действиях ГКЧП. Другие свидетельства, содержащиеся в деле, эти факты подтверждают.
Письмо датировано 22 августа. Провал ГКЧП уже очевиден, и Ахромеев пишет, что готов нести ответственность. Однако раскаяния в письме нет. И про самоубийство – ни слова.
Значит, если письмо подлинное и если самоубийство все-таки произошло, решение о нем стало окончательным не 22-го, а позже?
Согласно материалам следствия, на рабочем столе в кабинете Ахромеева после его смерти обнаружены шесть записок. Так вот, по датам первые две относятся к 23 августа. Одна, прощальная, – семье. Вторая – на имя маршала Соколова и генерала армии Лобова с просьбой помочь в похоронах и не оставить членов семьи в одиночестве в тяжкие для них дни.
Как же прошел для него этот предпоследний день жизни, когда (если опять-таки не подвергать сомнению, что он убил себя сам) с жизнью и самыми дорогими ему людьми мысленно он уже прощался?
Было трудное заседание комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и безопасности. И вел себя на нем Сергей Федорович, как запомнилось очевидцам, необычно. Если раньше он всегда выступал и вообще был очень активен, то на этот раз все заседание просидел в одной позе, даже не повернув головы и не проронив ни единого слова.
Есть и другие, аналогичные, показания видевших его на работе. Темное лицо, состояние заметно подавленное. Что-то писал в кабинете, стараясь, чтобы входившие не видели, что он пишет. Можно предположить: те самые записки. Предсмертные…