Политология революции

Кагарлицкий Борис Юльевич

В то время как левые по всему миру жаловались на враждебность средств массовой информации, сапатисты стремились заставить прессу и телевидение работать на себя даже вопреки господствовавшей там идеологии. Вождь повстанцев стал популярен по всему миру. «Герильеро или суперзвезда? — вопрошал известный французский публицист Режи Дебре. — Ни то, ни другое. Творческий активист». Для Маркоса «публичный успех не цель, а средство. Для него медиа-борьба это то же, что и любая другая борьба, в соответствии с принципом Клаузевица (только теперь применяемым по отношению к газетам) — политика, осуществляемая другими средствами». [435]

435

New Left Review, July-August 1996. T 218. P. 129.

Сапатизм успешно достиг своих «промежуточных» целей, когда однопартийный режим в Мексике,

не без участия повстанцев, сменился многопартийной демократией в президентство Висенте Фокса. Но изменение политической системы не означало пересмотра социальной и экономической политики мексиканского правительства. Сапатизм оказался перед необходимостью не просто продолжить борьбу, а находить тактические и стратегические решения в постоянно меняющейся и усложняющейся обстановке. Это был новый, «объективный» вызов, к которому движение далеко не в полной мере было готово.

Неолиберальный курс Висенте Фокса закономерно подрывал популярность его администрации. ПРД вновь вышла на передний план в качестве ведущей оппозиционной силы. «Звездой» мексиканской политики стал Лопес Обрадор, лидер ПРД, которому его сторонники прочили роль «мексиканского Лулы». Учитывая то, что к середине 2000-х годов консервативный смысл политики Лулы был достаточно очевиден, это не могло вызвать энтузиазма среди радикальных левых.

Сапатизм является лишь одним из новых радикальных движений, поднявшихся в Латинской Америке во второй половине 1990-х годов. В 1997 году известный политолог Джеймс Петрас заметил на страницах «New Left Review», что «левые силы в Латинской Америке возвращаются на политическую сцену». Однако это происходит не через развитие политических партий, а через «возникновение новых социально-политических движений». [436] Причем, по мнению Петраса, не случайно, что эти движения являются по преимуществу крестьянскими. Наряду с сапатистами огромную роль в политической жизни континента играет Движение безземельных крестьян (MST) в Бразилии, осуществляющее захват пустующих земель, принадлежащих латифундистам, а также крестьянское движение в Боливии. В течение большей части XX века сельское население постоянно мигрировало в города в поисках работы и лучших условий жизни. В итоге деревня теряла наиболее активных и образованных молодых людей. Неолиберальная политика привела к упадку промышленности, ориентированной на внутренний рынок, и создала массовую безработицу среди традиционных отрядов рабочего класса. В результате, впервые за столетие началась миграция горожан в деревню, поскольку в странах со слабым развитием систем социальной защиты только таким образом люди могли гарантировать свое физическое выживание. Эта масса бывших рабочих принесла в деревню «пролетарские» формы борьбы и организации, равно как и марксистскую идеологию. Таким образом, марксистский социализм, потерпевший поражение в городах, неожиданно возродился в качестве идеологии многомиллионной крестьянской массы.

436

New Left Review, May-June 1997. P. 17.

По мере того, как Партия трудящихся сдвигалась вправо, MST превращалась в ведущую антикапиталистическую силу Бразилии. Логика борьбы развела активистов MST и Лулу по разные стороны баррикады. Крестьянские активисты захватывали земли латифундистов и создавали на них кооперативы, а правительство защищало «законные интересы» собственников. Лидеры MST объявили, что они «с болью в сердце» вынуждены отказаться от сотрудничества с властью и возобновить борьбу. [437]

437

Agenda Radical. 19.10.2005. Nr. 44.

Массовые крестьянские выступления под леворадикальными лозунгами изменили политический климат в Боливии и Эквадоре. Если активисты MST основные силы бросали на борьбу за землю, то в Эквадоре, как и в Боливии, крестьянские движения активно вмешались в борьбу за власть, выдвигая общенациональные политические требования (отставка президента, национализация газовой промышленности и т. д.). Под их ударами падали правительства но недостаточно было научиться свергать власть. Необходимо было научиться брать ее. И взяв, распорядиться в интересах трудящихся классов, не отдавая победу в руки бюрократических карьеристов из «левого» лагеря.

Торжество «нового реализма» среди «официальной левой» вызвало определенный кризис стратегий как у сапатистов, так и у MST. Одно дело — быть радикальным крылом широкого движения, рядом с которым находятся и менее умеренные силы, а другое дело — когда никаких умеренных сил, никаких реформистов нет, а есть только беспринципные политиканы и предатели, представляющие интересы правящего класса.

Это новое понимание ситуации отразилось в «Шестой декларации Лакандонской сельвы», обнародованной Маркосом от имени Сапатистской армии национального освобождения. Декларация не оставляла никаких иллюзий относительно

возможности примирения с ПРД или «критической поддержки» ее кандидата. Напротив, сапатисты жестко и однозначно заявляли, что опорой неолиберального проекта являются «все сейчас существующие политические партии, безо всякого исключения». [438] В другом месте Маркос иронично заметил, что ПРД — это «левая рука правых». [439] Сапатисты не сумели за 12 лет установить подлинно демократический режим в Мексике. Но они оказались в состоянии создать органы самоуправления в своих общинах. В этих сообществах выросло новое поколение, обладающее «технической и культурной подготовкой, которой у нас не было, когда мы начинали сапатистское движение. Эта молодежь не только пополняет наши отряды, но и занимает лидирующие позиции в нашей организации». [440]

438

La Jornada, 29.06.2005.

439

Ibid., 2.03.2005.

440

Ibid., 29.06.2005.

«Шестая декларация Лакандонской сельвы» не предлагала сколько-нибудь ясного стратегического проекта, если не считать призывов продолжать борьбу по возможности мирными средствами и вести разъяснительную работу среди мексиканцев, поднимая их на выступления против системы. САНО выражал солидарность с бразильским MST, с крестьянскими движениями в Боливии и Эквадоре, с аргентинскими piqueteros, намекая на возможность формирования чего-то вроде континентального интернационала социальных движений.

Особое внимание декларация уделяла анализу современного состояния общества. Ее текст не оставлял никакой двусмысленности: источником бед Мексики является не только неолиберальная модель, но и капиталистическая система как таковая. А потому и борьба левых сил должна быть направлена не только на изменение правительственного курса, но и против системы. По существу, Маркос обращался к своим сторонникам на хорошо знакомом марксистском языке, на языке классовой борьбы.

Логичным выводом из декларации стало объявленное в скором времени решение о роспуске Сапатистского фронта национального освобождения (СФНО), взамен которого должна была создаваться массовая политическая организация, действующая на общенациональном уровне и способная принимать участие в президентских выборах 2006 года, составив конкуренцию трем официально зарегистрированным партиям. Сапатистское движение просто не могло устраниться от электоральной борьбы, оставив это поле оппортунистам и представителям неолиберальной «левой». Сапатизм должен был завоевать поддержку в больших городах, среди самых разных групп населения, в том числе среди индустриальных рабочих.

Поворот сапатистов был решительным и четким ответом тем левым идеологам Запада, кто пытался представить их опыт в качестве доказательства тезиса о возможности совершить революцию без борьбы за власть. Новая политическая культура в лице самых ярких своих представителей возвращалась к революционным традициям рабочего движения.

Революция невозможна: латиноамериканские левые приходят к власти

К середине 2000-х годов весь Латиноамериканский континент находился в состоянии бунта. Неолиберальная политика не просто обанкротилась: массовое сопротивление перешло ту историческую черту, за которой становится невозможно продолжение подобного проекта.

Массовые выступления потрясали Аргентину. Уругвай, Боливию и Эквадор. Правительства падали одно за другим. Правящие круги по всей Латинской Америке находились в кризисе и сознавали это.

Известный российский исследователь Кива Майданик отмечает, что пропорционально развитию процессов глобализации в Латинской Америке нарастала «безответственность элит и их прогрессирующий отрыв от национального ствола». [441] Подобные тенденции являются совершенно объективными, закономерными и неизбежными. Корпорации вовсе не заинтересованы в создании единого глобального рынка труда с единой в мировом масштабе шкалой заработной платы — в этом случае капитал потерял бы возможность использовать в своих интересах различия между регионами. Напротив, правящие классы различных стран, вовлеченные в управление международным движением капитала, все больше сближаются, формируя (по крайней мере, на уровне культуры, образа жизни и потребления) единую транснациональную элиту. Поэтому чем больше интегрируются между собой правящие круги, тем больше их отрыв от массы населения в каждой отдельной стране, включая даже государства капиталистического «центра».

441

Майданик К. Эрнесто Че Гевара: его жизнь, его Америка. М.: Ad Marginem, 2004. С. 325.