Полк прорыва
Шрифт:
Наступило время одаривать жениха и невесту. Преподносили книги, посуду, статуэтки, транзисторный приемник. Мать Шорникова, сутулая и пожелтевшая, совершенно седая, но еще проворная, с лукавинкой в глазах, тоже оказалась перед телеобъективом — подарила невесте дорогой платок. Была очень довольна, что сын ее положил на поднос пятьдесят рублей, а Елена подарила невесте свои модные сережки.
Хотя свадьбе старались придать современный вид, но все же старые здешние традиции чувствовались. После блюдечек со шпротами и тонко нарезанного сыра появилась
— Гармонист, «цыганочку»!
Люди расступились кругом, высокий кудлатый мужчина артистически поставил на каблук ногу и вскинул над головой руки. Задрожал пол, задребезжали стекла окон.
— Здорово! — кричала Елена.
Закончив танцевать, мужик попросил налить ему из «белоголовки».
— Хватит уже с тебя! — заметила какая-то женщина. — И не надоело отраву эту хлестать? Окочуриться можно.
— Мы, между прочим, известку проклятую пить будем — и ничего с нами не случится.
Теперь Шорников узнал его — по голосу. Это был Васька Баптист. Раньше он и не нюхал спиртного и не плясал. Васька тоже узнал Шорникова, подал руку, сел рядом.
— Давненько тебя в родных краях не видели. Уж не забыл ли ты, где твоя хата родная? И кто у тебя матка, кто был твой батька?
— Разве можно!
Васька посмотрел на его погоны:
— Полком командуешь или начальник штаба?
— Ни то, ни другое.
— Ракетчик?
— И не ракетчик.
— Но ничего, твое от тебя никуда не уйдет. Наш земляк вон маршалом стал! Может, и ты сумеешь… Только вряд ли! — Его простодушие граничило где-то с обидой, по говорил он такие слова, на которые никак нельзя обидеться.
— Дядя Вася, а ведь раньше вы не пили, правда?
— Конечно, не пил. Но, — усмехнулся он, — бог простит! Все теперь пьют. Даже куры.
Чтобы отвлечь его от выпивки, Шорников заговорил о маршале Хлебникове.
— Я у него служил, — сказал Васька. — Вместе воевали!
— В обозе были?
— Нет, не в обозе. Пулемет таскал!.. Ведь Россию защищали!
— Не променял ее на святых?
— Я ведь как все! — сказал Васька и крикнул гармонисту: — «Сербияночку»!
Лет ему было за шестьдесят, но он носился как бес. Краснощекий, с окладистой черной бородой, седые пряди волос напоминали скрученные засухой листья какого-то дерева.
«Такие вот, наверное, ходили на мамонтов и жили по тысяче лет», — подумал Шорников.
Васька Баптист все время пытался вытащить в круг какую-то женщину, она отказывалась, но все-таки вышла. Заложила одну руку за голову и молодо подпрыгнула. Васька Баптист лихо ухватил ее за талию.
Как же она изменилась! Это была самая молчаливая и трудолюбивая женщина в деревне, но почему-то одинокая. Бывало, на работе в поле молодухи заведут разговоры, от которых подальше прогоняли подростков, а эта женщина все молчала, будто воды в рот набрала. Но однажды сказали о Ваське: «Вот это Святой! Да он бы там весь рай в грех ввел…»
Как она постарела! А Васька все такой же, только в плечах его немного повело в одну сторону и зубов во рту стало мало.
Проходя мимо, плотный, но невысокого роста мужчина с черными усиками толкнул Ваську плечом. Васька остановил его:
— Ты что же это, фашистская морда, силой со мной хочешь помериться?
— Пропусти!
Святой скрутил на его груди рубаху.
— Ты что? Что отворачиваешься? Ты не прячься, а покажись! Покажись всему честному люду. Не считаешь ли ты, что мы уже забыли, как ты Гитлеру служил? — И Васька занес над ним кулак.
— Полицая убивают!
— Тихо вы!
— Он сам хорош!
Васька Баптист сгреб полицая в охапку, вытолкнул за дверь и вернулся:
— Пусть идет жалуется!
Какая-то старушка визгливым голосом протянула:
— За что ты человека избил? Разве ж можно так?
— Не человек он! — крикнул Васька и встряхнул головой. — Зверь на родственного по крови зверя не посмеет пойти, а он…
— Так он же отсидел за это!
— Выходит, чистенький? Оправдан? Да он даже там, — Васька ткнул пальцем в землю, — на том свете не оправдается!
— Да я его и не защищаю. Я просто говорю тебе, до чего ты злой.
— Я хотел быть добрым! Даже к богу обращался. Но теперь понял, что сам для себя я и есть бог! И каждого сужу, как на святом суде: кого в ад, кого в рай. А некоторых и в ад бы не пустил! Как этого полицая.
— И меня тоже? — хихикнула старушка.
— Тебя бы пустил.
— В ад?
— В рай…
Васька Баптист оказался в кругу танцующих «барыню». Массивные половицы прогибались и подпрыгивали под его сапогами.
— Васька, прячься! Сын полицая идет. Он тебя убьет.
— Пусть убивает.
Он сам вышел навстречу невысокому и тоже коренастому парню, на котором была синяя нейлоновая куртка на молнии. Брюки расклешенные, в бедрах зауженные. Широкоплечий — весь в батю.
— Ты по мою душу, Гришка?
— Зачем обидел отца? — истошным голосом закричал парень и затряс кулаками.
— А ты не шуми, а то я… Хотя лично к тебе у меня нет никаких претензий. А отец твой заслужил презрение! И ты это знаешь сам.
— Я ничего не хочу знать! Я спрашиваю, за что ты обидел моего отца?
— Гриша! Ты уже парень взрослый, постарайся понять нас. Но не могу же я запретить своей душе. А она не выносит его. Твой отец должен был предвидеть это, когда фашистам свои услуги предлагал. Или он мечтал, что всех нас изведет? А нас извести всех нельзя! Вон сколько нас! Или ты хочешь, чтобы я попросил извинения у твоего родича?
— Да!
— Ну нет!
Парень выхватил из-за пазухи нож и занес для удара, Васька даже не шелохнулся.