Полковник Гуров. Компиляция (сборник)

Макеев Алексей Викторович

– Он представился вам как писатель, который пишет для детей. Так?

– Да. И даже показывал мне книги, которые он якобы написал, но под разными псевдонимами. Я, дурочка, ему верила. Поверила и тогда, когда он мне наплел, что его книги будут переводить на три иностранных языка и продавать за рубежом, но для этого нужно заплатить переводчикам полмиллиона рублей. Они, эти книги, якобы потом окупятся с лихвой. Гонорары от продаж ему обещали баснословные.

– А как он вас уговорил взять деньги в кредит?

Селезнева

пожала плечиками и снова усмехнулась.

– Просто. Он сказал, что ему позвонили из издательства и просили срочно отправить деньги на счет фирмы, которая будет заниматься переводом и продвижением книг за рубеж. У них, мол, образовалось нечаянное окно, кто-то отказался от их услуг… А вообще-то, если не воспользоваться моментом, то придется ждать очереди еще два года. Мол, у этой фирмы много клиентов и все расписано по графику. Денег же на этот момент у Тимофея якобы не хватало, и до полумиллиона нужно было добавить еще триста пятьдесят тысяч. Вот я сама и предложила ему оформить на себя кредит. Верила ему так, словно мы уже женаты были.

Вера Дмитриевна замолчала и отпила сок из высокого бокала, потом посмотрела, сколько времени показывают часы на сотовом телефоне.

– Успеете, – успокоил ее Гуров. – У нас еще есть минут пятнадцать. Хотите, я закажу вам десерт?

– Хочу, – с наивной детской улыбкой призналась Вера Дмитриевна. – Я его Ромке отнесу, он давно у меня просит пирожное или конфет ему купить. Только…

Она замолчала и, опустив голову, не стала продолжать свою мысль.

– А давайте я и вам, и сыну закажу гостинец, – весело предложил Гуров и, подозвав официантку, попросил ее: – У вас можно купить пирожные навынос?

Та ответила утвердительно, и Лев Иванович с большим удовольствием и к немалому удивлению Веры Дмитриевны заказал шесть разных десертов, попросив упаковать их в коробку.

– Зачем же так много? – смутилась Селезнева. – Мне неудобно брать все это от вас. Вы, наверное, меня не так поняли, я не нуждаюсь в благотворительности. – Обида так и сквозила у нее в голосе.

– А это и не благотворительность, – серьезно посмотрел на нее Гуров. – Да не оскудеет рука дающего, сказано в Библии. Я просто хочу порадовать вас и вашего сына. Не отказывайте мне в этом удовольствии. Я не деньги вам предлагаю.

Лицо Веры Дмитриевны вспыхнуло, и щеки залились розовой краской. Не поднимая глаз на Гурова, она поблагодарила его.

– Вот так-то лучше, – кивнул Лев Иванович и спросил: – И все-таки не обращали ли вы внимание на какую-то особенную привычку этого Тимофея? Может, он картавил, или как-то по-особому любил сидеть, или жест рукой какой-то постоянно повторяющийся у него имелся? Например, волосы приглаживал, подпирал рукой щеку… ну, я не знаю. Что-то же должно было быть у человека свое, не наигранное.

Вера Дмитриевна задумалась. Молчала она минуты две, потом сказала:

– Насчет

особых жестов или других привычек – не скажу. Честно, не присматривалась. Если что-то вспомню, то могу позвонить и рассказать. Но знаете, у меня есть одна вещь, которая осталась от него. Так сказать, на память. Он у меня две недели жил. Приехал с сумкой и с минимумом вещей. Сказал, что будет настаивать, чтобы мы с ним, после того как распишемся, жили у него в Москве.

– Ах, так он сказал, что из Москвы?

– Ну да, и номера на машине у него были московские. Но я их не помню, – быстро добавила она, заметив, что Гуров достает записную книжку. – Когда мы познакомились, он показал мне свое водительское удостоверение, в котором было написано, что он Тимофей Алексеевич Хромов. Сказал, что не хочет, чтобы я думала, будто он какой-то там жулик с улицы, который подкатил ко мне с сыном, чтобы обмануть такую красивую женщину и устроиться в ее квартире за ее же счет.

Она вдруг тихо рассмеялась и добавила:

– Хотя именно так оно все и вышло в итоге. Он жил у меня в квартире две недели и жил за мой счет. Я не хотела брать у него деньги даже на продукты, считая неправильным так поступать с человеком, в которого я… В общем, что теперь об этом вспоминать.

– А вспомнить, Вера Дмитриевна, все-таки кое-что придется, – заметил Лев Иванович после некоторого молчания. – У меня к вам будет просьба. Я сегодня заеду в местное Управление уголовного розыска и попрошу поработать с вами местного специалиста по составлению фотороботов и портретов преступника. У таких специалистов есть художественное образование, и он по вашему описанию нарисует портрет Тимофея. Вам позвонят сегодня вечером или, скорее всего, завтра утром и узнают, когда вам будет удобно встретиться с таким художником.

– Хорошо, я постараюсь вспомнить его внешность до самых мелочей. Но, знаете, я вам так и не сказала, что за вещь у меня осталась на память от этого жениха-писателя. Он прислал мне мой портрет, нарисованный на листе формата А2.

– Прислал вам ваш портрет? – переспросил удивленный Лев Иванович. – По почте?

– Нет, с каким-то посыльным. Я была на работе, сын в школе, на продленке. Посыльный, молодой человек, оставил большой пакет у соседки-пенсионерки. Вечером, когда мы вернулись домой, она его передала.

– А вы уверены, что это от него, от Тимофея, был такой подарок?

– Да, в пакет была вложена записка. Написана она была не от руки, а напечатана на пишущей машинке. В ней было всего два предложения: «Не обижайся на меня, я не мог поступить иначе. Тимофей».

– Вы сохранили эту записку и портрет? – на всякий случай спросил Лев Иванович.

– Записку выкинула, а портрет – сохранила. Повесила его в прихожей. Жалко было выкидывать, – грустно посмотрела на Гурова Вера Дмитриевна. – Очень хороший портрет.