Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
Но тут все посторонние мысли из головы Крячко выдуло в момент, как мощным порывом ветра. Потому что в тусклом туманном утреннем сумраке он, подняв глаза, увидел нечто дикое, совершенно несуразное. В каких-то десяти шагах от него, по другую сторону ярко освещенного вывеской входа в «Стан», какой-то тип мелкими шажками наступал на его потенциального собеседника Александра Бортникова – того Крячко узнал сразу! – и размашистая жестикуляция типа была явно угрожающей. Особенно если учесть, что в правой его руке что-то отчетливо высверкивало сталью.
«Успеть бы!» – мелькнуло в мозгу. А затем совсем уж дурацкое: «Есть такой вид спорта – тройной прыжок».
Крячко
Бортников же не успел толком испугаться, у него сразу проскочила мысль, мгновенно переросшая в твердую уверенность: никакой это не киллер! Это какой-то псих. Нет, его не собираются убивать, ну не убивают ведь так! Но откуда этот ненормальный знает про нефтяные экспертизы?! Это что же, то самое психологическое давление, страху нагоняют?!
Все это пронеслось в его голове за доли секунды, он сделал шаг назад, другой шаг... У самого лица угрожающе мелькнуло лезвие.
Вот тут-то сработал самый примитивный, вполне естественный в подобной ситуации оборонительный рефлекс – его рука, вроде бы сама собой, со всех сил саданула нападавшего по локтевому сгибу.
Эх, чтобы этому проклятому рефлексу на этот раз не отказать! Потому как сильный удар по сухожилиям предплечья, в свою очередь, заставил мышцы «психа» непроизвольно сократиться, кисть его правой руки с зажатым в ней дрянненьким китайским выкидушником резко, рывком пошла вверх и влево.
И остро отточенное лезвие с омерзительным хрустом вошло точнехонько в правый глаз Александра Григорьевича. После чего, не встречая сопротивления, пробило лобную долю и остановилось, лишь дойдя до мозжечка.
Бортников изумленно ахнул и умер, даже не успев понять, что умирает. Его колени подогнулись, он упал на бок, в слякотную грязь, дернулся и затих. Из развороченной глазницы пульсирующими толчками выбросило слизисто-кровавый сгусток, затем еще один, еще... А затем – все. Сердце мертвого уже человека остановилось.
Когда Крячко обрушился на спину убийцы, сбил его с ног и взял в железный, неразрываемый захват, ножа у того уже не было. Падая, Бортников вывернул выкидушник из руки нападавшего.
Мгновенно осознавший, что он опоздал, страшный, оскалившийся в жуткой гримасе монстра из ужастика Станислав вздернул легкое тело убийцы вверх, затем до хруста костей заломил тому руку за спину и, пригибая к телу Бортникова, заорал ему прямо в ухо:
– Кто ты, сволочь?! Кто?! Зачем ты его убил, мерзавец?!
Увидев прямо перед собой окровавленное лицо своей жертвы с пустой глазницей, лежащий рядом вымазанный в студенистой жиже нож, убийца повел себя более чем странно. Он, дернувшись вперед с нечеловеческой силой, ломая себе кости удерживаемой Стасом руки, умудрился разорвать захват, который по всем законам анатомии разорвать было попросту немыслимо. Но не побежал, чего можно было бы ожидать, а, повернувшись лицом к Крячко, даже не закричал, а завизжал страшно, как свинья, когда ее режут:
– Не-прав-да! Я же не хотел! Я же... Не-е-е-ет!
После чего рухнул на труп только что убитого им человека в глубоком обмороке.
Часовая беседа с генералом Беззубовым основательно вымотала Гурова.
Лев незаметно посмотрел на часы – да, уже половина десятого, а воз и ныне там. Ему не привыкать было беседовать с милицейскими чинами самого высокого ранга, и Гуров давно сделал для себя вывод: в расследовании конкретных дел толку от таких бесед шиш. Исключая разве что Петра Орлова. А так... Нет, надо заканчивать этот визит вежливости и выходить на непосредственных работников, на своего брата оперативника,
– Так вы, Антон Павлович, – еще раз переспросил Гуров, пуская разговор уже чуть ли не по третьему кругу, – начисто исключаете возможность того, что ваша покойная супруга могла хотя бы краешком, пусть невольно, пусть даже не сознавая этого, соприкасаться со здешней оргпреступностью?
– Исключаю. Жена Цезаря, знаете ли, вне подозрений. Пусть я не римский император, однако к моей жене это относится в полной мере.
– Допустим, – успокаивающе откликнулся Гуров. – А за ее спиной? Могли ее сотрудники снюхаться с местными криминальными авторитетами? Вот вы обрисовали мне основные мафиозные кланы города, тех, кого пока не удается разгромить. Этот Андриевский, Мачо, если я правильно запомнил, и второй, его конкурент, Николай Гуреев. Вот с их людьми, а? Тогда, коли Алина Васильевна что-то узнала, случайно наткнулась на такую связь, а возможно, докопалась вполне целенаправленно... Если она при этом проявила неосторожность, засветилась, то вот и причина, по которой от нее могли захотеть избавиться, разве нет? Это первое, что приходит в голову. Поймите, иначе непонятно, кому нужна была ее смерть.
Пожилой, но еще очень крепкий человек в генеральском мундире, сидящий по другую сторону длинного полированного стола, поднял взгляд на Гурова. Его темно-серые, чуть навыкате глаза, увеличенные очками в строгой, несколько старомодной роговой оправе, казались странно неподвижными, какими-то стеклянными.
– В этой вашей версии, полковник, есть логическая несостыковка. Почему она в таком случае ничего не сказала мне?
«Это в том случае несостыковка, – подумал Гуров, – если твоя Алина и впрямь была чиста, как поцелуй младенца. В чем я си-ильно сомневаюсь. Чтоб на таком месте сидючи, да не замазаться?! Да и информация Крячко относительно взяток, пусть не проверенная пока, настораживает. Гм-гм... И какого ж черта ты, генерал, поднимал тогда волну в Москве чуть ли не про международную мафию, а? Нет, чего-то ты мне недоговариваешь. Ладно. Попробуем с другого конца».
– Могла ведь и не успеть, – успокаивающим тоном ответил он. – Или, возможно, не посчитала важным. Но в любом случае я прошу вас свести меня поближе с человеком, который в управлении курирует оргпреступность.
– Это один из моих замов. Подполковник Осадчий. Он вместе с Калюжным встречал вас вчера в аэропорту. Хорошо, я отдам распоряжение.
Генерал тяжело вздохнул. Неделя, прошедшая со дня смерти Алины, притупила боль утраты, но отнюдь не желание отомстить. Только вот кому?
По-своему он Алину даже любил. А она – его. Тоже по-своему. Эти два человека, по большому счету, не нуждались друг в друге, что дало им возможность прожить больше четверти века в полном согласии. Кстати, Гуров ошибался. Беззубов был искренен. Генерал на самом деле не мог представить свою покойную жену замазанной чем-то криминальным. С другой стороны, хоть могучим интеллектом Антон Павлович и впрямь не блистал – тут ехидная Любочка со своей характеристикой оказалась недалека от истины, – но после стольких лет работы в милиции появился и у него оперативный нюх. Конечно, до Орлова генерал-майору Беззубову было очень далеко, но понимал он все же – что-то очень неладно со смертью Алины. Это бесило, изводило его до крайности. От безысходной ярости обратился к московским «шерлокам», а сейчас почти раскаивался в этом. Потому что сидящий напротив прославленный и разрекламированный опер-важняк Лев Иванович Гуров генералу Беззубову категорически не нравился.