Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

Свириденков Максим

Вскоре мой самолет переоборудовали. Облетали мы его, и я предложил штурману: «Давай попробуем заправиться по полной и махнем без посадок до Смоленска? Что мы будем садиться в Актюбинске, в Рязани? Долетим и так. На крайний случай, у нас Вязьма есть. Сядем, если что, перед Смоленском».

Сказано — сделано. Мы залили все четыре бака под пробку и вылетели из Ташкента. Вот под нами уже Актюбинск, затем Куйбышев пролетаем, к Рязани приближаемся. Там нас начал диспетчер усиленно уговаривать: садитесь же, наконец! А у нас был еще целый бак горючего. Конечно, мы садиться отказались и прямиком направились на смоленский аэродром. Таким образом, 13 часов 46 минут я провел в воздухе без посадки на самолете «Ли-2». Все говорили потом,

что это невозможно, поскольку горючего не хватило бы. И они почти правы. Когда мы подлетали к Смоленску, у нас на щитке приборов в трех баках горели красные лампочки, а в четвертом оставалось всего порядка 150 литров, то есть в обрез, но мы долетели и нормально приземлились.

Впрочем, несмотря на все наши аргументы, нам все равно не хотели верить. Однако прошло недели две, и мы повторили наш рекорд. Второй полет продлился только чуть больше тринадцати часов. Время перелета зависело от встречного ветра: он на этот раз оказался слабее, и поэтому мы долетели быстрее.

Немного позднее пришлось мне срочно лететь в Кольцово, что верст на пятнадцать дальше Свердловска. Дойдя до Казани, мы там заправились и до места назначения долетели уже без посадок. Возвращались уже пустыми, и поэтому я снова заправил полные баки и за 10,5 часа долетел без посадки из Кольцова до Смоленска.

В чем секрет? Во-первых, дело в том, что, когда заправляешь по горловину, получается четыре бака по 600 литров. В результате каждого бака хватало больше, чем на три часа полета. Обычно же нас заправляли так, что в каждый бак недоливали литров по 150. Чтобы тебя заправили по самую крышку, надо было просить отдельно. Во-вторых, если хочешь долететь без промежуточных посадок — надо идти на высоте 1800–2000 метров, это самое выгодное. Конечно, высоту полета нам задавали. Но я, как только взлетал, сразу передавал радисту: «Запроси высоту 1800». Редко когда откажут, если ты специально запросил. В-третьих, нужно ставить экономичный режим и по наддуву, и по оборотам двигателя. Конечно, самолет идет чуть медленнее, но торопиться-то зачастую некуда. Тем более что на посадки и дозаправки еще больше времени потратить бы пришлось.

Самое главное, что мое мастерство экономить в дальнейшем мне пригодилось и не раз меня выручало, когда я работал на Севере. Там ой как приходилось беречь топливо: вокруг тебя океан и острова, редко куда сядешь, даже если надо будет. И надо сказать, в Заполярье мы летали совсем не просто так.

«Холодная война» набирала свои обороты, а уже к середине пятидесятых она приняла довольно широкие масштабы. Именно под натиском американцев нам пришлось усиленно осваивать Заполярье, строить аэродромы: Олений в Оленегорске, немного южнее Мурманска; в Воркуте — Снежный аэродром (да, именно так мы его и называли!); аэродромы на острове Гофман, что на Земле Франца-Иосифа; Ледовый и Арктический аэродромы на Северной Земле; в Тикси два аэродрома — Снежный (еще один!) и Чекуровка. Последний я лично облетывал и принимал. И еще в сторону Анадыря было у нас несколько аэродромов. Кроме того, существовало множество аэродромов под наименованием СП (то есть Северный Полюс) и номер. Например, СП-1, СП-2 и так далее. А в Тикси даже стоял батальон легких танков на случай, если именно с Севера США начнут нападение на Советский Союз.

Подобные меры были вызваны полетами американцев со стороны Аляски и соседних Алеутских островов, где у них стояли дальние бомбардировщики и атомные подводные лодки. Их разведчики тогда вылетали, чтобы шпионить за нами, почти каждый день. Да и в высших штабах в Москве у американцев были свои люди, так что они все наши позывные и коды даже знали. В этом мы сами однажды убедились, я еще расскажу интересный случай.

В Заполярье я очень много летал в течение нескольких лет. Жену с детьми тогда даже видел нечасто. Налетаю сто часов, сделаю регламентные работы в Смоленске, и опять на Север, так что

в год часов по четыреста получалось. И скажу убежденно, судя по тому, что я там видел, «холодная война» была войной в полном смысле этого слова.

Глава третья

Как мы «смазывали» полюс

Незадолго до начала моих послевоенных полетов в Заполярье американцы начали строить ледовые аэродромы на паковых льдах Северного Ледовитого океана в центре Арктики, причем именно в нашем секторе. Но делали они это довольно хитро: не залезали на приграничные районы, не входили в запретную зону (13–20 километров от суши), а обустраивались вплотную к нам на нейтральной территории. Сделав аэродромы, они начали туда периодически гонять свою дальнюю авиацию, тренировали летчиков для посадки и взлета с ледового аэродрома, а затем начали отрабатывать полеты с Севера на Советский Союз. Я обо всем этом узнал от Федора Ивановича Добыша. Он мне однажды сказал:

— Завтра мы никуда не летим. Организуй подготовку самолета. Скоро отправимся на несколько дней на Север, на Кольский полуостров.

— Федор Иванович! Да я ж там воевал! — воскликнул я.

— А ты думаешь, я не знаю? Все выяснил, ты в Африканде стоял. А сейчас мы полетим в Оленью. Это почти под самым Мурманском! Там новый аэродром, который еще не действует. Туда на днях сядет полк дальних стратегических бомбардировщиков «Ту-4». Они пойдут на Северный полюс, где снизятся до двухсот метров, сделают над полюсом вираж, наберут высоту десять тысяч и уйдут на Тикси, где сядут, переночуют, а на следующий день полетят обратно и по пути отбомбятся на Новой Земле.

Я за голову взялся:

— Да это же полная имитация боевого полета!

Федор Иванович улыбнулся:

— Пусть американцы видят! А ты имей в виду, что тебе придется обслуживать эти «Ту-4». Ты в этих районах в войну еще летал, тебе над Ледовитым океаном уже не впервой будет, а все остальные не понимают пока, где они находятся. Но перед операцией ты слетаешь по Северному морскому пути, развезешь по точкам руководителей полетов и дежурные экипажи в ряд пунктов.

— Куда?

— Подожди, пока это военная тайна. Узнаешь, когда полетишь. Ну, готовь экипаж!

— Экипаж у меня всегда готов.

— Тогда готовьте самолет!

Уже через день мы получили заявку на полет. Срочно готовиться было совсем не просто. У нас отсутствовали необходимые карты, и, кроме меня, никто в экипаже никогда не летал в Заполярье. Таким образом, начали мы с подборки и склейки нужных карт на предстоящий маршрут. Техсостав занялся внеочередными регламентными работами и снаряжением самолета в полярном варианте. Что входило в такой вариант? Четыре пары лыж, носимый и возимый бортовой паек, две здоровенные лампы-примуса АПЛ с комплектами подогревных кожухов для подогрева моторов перед запуском, бортовой генератор на саночках «М-10», дающий возможность держать связь с самолетной радиостанцией, а также двадцатилитровая канистра этилового спирта. Такой запас спирта в Заполярье всегда брали с собой, помимо полностью залитых баков с антиобледенительной жидкостью, для обмывки воздушных винтов и стекол пилотской кабины.

Буквально через пару дней я совершил тот самый перелет по Северному морскому пути, о котором мне говорил Добыш. Причем выполнил я его на транспортном «Ли-2», совершенно не военном самолете.

Мой маршрут был таким: Гатчина (Ленинград) — Архангельск — Амдерма — остров Диксон — мыс Косистый — Тикси. Каждый из отрезков полета длился по нескольку часов и проходил по совершенно неизвестной мне трассе. По ней только летчики полярной авиации летали. Но все прошло успешно. Я развозил людей, которые должны были обслуживать полки дальней авиации. Пассажиров у меня оказалось по девять человек на каждую точку: руководитель полетов и его заместитель, метеорологи, инженеры, специализирующиеся на самолетах, инженеры более широкой специализации.