Полковник Сун
Шрифт:
– Можно задать вопрос, товарищ генерал?
– Впервые за все время беседы в голосе Ариадны прозвучало нечто, отдаленно напоминающее уважение.
– Конечно, товарищ.
– Каким образом ваша версия объясняет гибель мистера Гордиенко и двух его помощников, а также уверенность мистера Гордиенко, что в афинском отделении орудует предатель?
– На самом деле тут два вопроса, но мы рассмотрим оба. Гордиенко и его люди были убиты, так как соперничающая банда хотела заполучить Бонда, а Гордиенко препятствовал им. Очень жаль, но ничего загадочного тут нет. Мысль Гордиенко о предателе...
что
– генерал сделал маленькой холеной ручкой неопределенное движение.
– Я, конечно, уважаю Петра, но он был далеко не самым способным сотрудником. И к тому же слишком долго он здесь пробыл. По вашим словам, в системе безопасности образовалась брешь. Утечка. Гордиенко допустил ошибку, но не знал, какую и в чем. Что может быть естественнее в такой ситуации, как ни выдумать предателя и ни свалить всю ответственность на него?
– Понимаю. Вы мне все объяснили. Но скажите, почему же тогда, раз никакого предателя нет, мое сообщение, переданное через посольство в Афинах, не дошло до вас?
Аренский вздохнул.
– Вы же говорили, что не знаете, с кем разговаривали. Разумеется, попался вам какой- нибудь младший служащий, может быть, даже грек, который попросту не понял ваших осторожных намеков, ушел обедать и обо всем забыл. Ваше рвение достойно похвалы, но я уверен: нам станет все известно из газет, как только их доставят. Будет интересно посмотреть, что в них написано обо всем этом... Вот вам и объяснение. И таких объяснений можно привести с полдюжины. Ну, а ваше объяснение должно непременно включать таинственного предателя?
– Выходит, что да...
– Похищения, китайские террористы, предатели - что еще?
– голос Аренского принял деловой тон, генерал устал давать разъяснения.
– Теперь я познакомлю вас с планом наших действий. Мне Бонд нужен здесь. Ясно, что он что- то задумывает против нашей конференции. Имея в качестве союзников этого грека- головореза, да чумазого мальчишку, он не может рассчитывать на успех. У нас достаточно средств, чтобы отбить нападение даже небольшого военного корабля. Думаю, я вправе сказать, что учел все.
– На лице генерала появился намек на улыбку.
– Но Бонд все же может доставить нам определенные хлопоты. Пока делегаты не разъедутся, его следует нейтрализовать.
– Могу я чем- нибудь помочь, товарищ генерал...
– Да, товарищ Александру, и весьма многим. Как я понимаю, вы вступили в связь с нашим мистером Бондом?
– Аренскому удалось почти полностью подавить в своем голосе нотки того отвращения, которое вызывала в нем одна мысль об этом.
– Да, и он не бросит меня.
– Он от вас без ума?
– О, да. Я могу оказывать на него большое влияние.
– Тем лучше, - Аренский просиял.
– Убедите его прийти сюда для беседы. Скажите ему, что меня эта история глубоко заинтересовала, и что мне нужна его помощь. Передайте ему, что я даю честное слово в том, что он в любой момент волен беспрепятственно уехать. Какие доводы привести, вы сами прекрасно знаете. Ясно?
– Совершенно ясно, товарищ генерал, - сказала девушка, поднимаясь. Постараюсь доставить его возможно скорее, но вы должны дать мне немного времени.
– Безусловно, -
– Расскажите, как вам удалось убедить его отпустить вас сюда?
– Точно так же, как я собираюсь заставить его прийти к вам.
– Хорошо, хорошо, - заторопился Аренский, но вспомнил о своих обязанностях хозяина.
– Не желаете ли выпить чего- нибудь на дорожку?
– Благодарю вас. Но чем быстрее я вернусь, тем лучше.
– Мы сделаем из вас настоящего марксиста. Разрешите выразить вам свою благодарность за ваши услуги.
Девушка признательно улыбнулась и с пафосом ответила:
– А мне, товарищ генерал, разрешите поблагодарить вас за то, что вы по- научному растолковали мне положение и не ругали меня за то, что поверила вражеским козням. Пусть это станет мне уроком.
Аренский поклонился. Он считал ее типичной балканской шлюхой - глупой, сентиментальной, падкой на приключения с душком уголовщины, но ее решительность и готовность исправить ошибки обнадеживала. Не забыть отметить ее в рапорте.
– О ревуар, товарищ Александру. Надеюсь вновь скоро вас увидеть.
Оставшись с собой наедине, он принялся с хмурым видом мерить шагами комнату. Ему пришла в голову мысль, что предположение о возможном нападении китайской агентуры отнюдь не лишено оснований. Из сводок следовало, что стареющий Мао Цзе- дун впал в последнее время в опасное настроение. А если вспомнить о хунвейбинах, новой волне враждебности по отношению к иностранцам... Но вскоре лоб генерала разгладился. Похоже, он попал под магию фантазии. Открытая террористическая акция такого масштаба, да еще в мирное время просто немыслима, даже принимая во внимание крайний, безответственный нео- сталинизм китайского руководства. Однако кое- какие вопросы необходимо решить немедленно.
Он подошел к столу и нажал маленькую бронзовую кнопку звонка. Вошел Милый.
– Ступай в радиоузел, надо, не теряя времени, связаться с Афинами. Через пару минут я подойду к наушникам.
– Но ведь тогда мы обнаружим радиоточку! Аре некий сжал свои маленькие кулачки. Когда- нибудь этот раздолбай сведет его с ума. Генерал утрированно терпеливым тоном продолжал:
– Да, Милый, обнаружим радиоточку. Именно. А теперь ступай и выполняй приказание! И пусть один из грекоз - толстяк - сходит в госпиталь и все разузнает о... нет, пусть лучше придет ко мне.
Грек пришел, получил инструкции и был отпущен с обычной для Арийского вежливостью. (Оказавшись за дверью, грек не замедлил сделать традиционный жест из пяти пальцев, означающий в этих местах грубое "совсем свихнулся". ) После этого генерал поднялся в крошечную раскаленную клетушку на верхнем этаже, где помещалась радиостанция и телесвязь с Афинами и Пловдивом, через которую, при необходимости, можно было установить связь и с Москвой. Этим каналом разрешалось пользоваться только в чрезвычайных ситуациях, когда решались вопросы войны и мира. Комнатка провоняла потом и дешевыми русскими папиросами. Большую часть пространства, остававшегося от серого эмалированного передатчика, занимала разобранная постель. Аренский вынул надушенный одеколоном шелковый платок и начал дышать через него.