Полковнику никто не пишет. Шалая листва. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля
Шрифт:
– Вредная для всех, – сказала она. – Уже почти год привозят картины, вредные для всех. – И, опустив москитную сетку, прошептала: – Мир погряз в разврате.
Полковник не откликнулся. Перед тем как лечь, он привязал петуха к ножке кровати, запер двери дома и распылил в спальне средство от насекомых. Потом поставил лампу на пол, подвесил гамак и лег читать газеты.
Он читал их в хронологическом порядке, от первой страницы до последней, включая объявления. В одиннадцать горн возвестил наступление комендантского часа. Через полчаса полковник закончил чтение, открыл
– О ветеранах ничего не пишут? – спросила она.
– Ничего, – сказал полковник, погасил лампу и улегся в гамак. – Раньше хотя бы печатали списки новых пенсионеров, но последние пять лет ничего не пишут.
Дождь начался после полуночи. Полковник задремал, но тут же проснулся от боли в желудке. Услышал, что где-то в доме капает. Завернувшись с головой в одеяло, он пытался определить, где именно. По спине пробежала струйка ледяного пота. У него был жар, и ему казалось, будто он плавает по кругу в каком-то студенистом болоте. Кто-то с ним разговаривал. А он отвечал, лежа на своей походной кровати революционера.
– С кем ты там разговариваешь? – спросила жена.
– С англичанином, который нарядился тигром и явился в лагерь полковника Аурелиано Буэндиа, – ответил полковник и повернулся на другой бок; его сильно лихорадило. – Это был герцог Мальборо.
На следующее утро полковник проснулся, по-прежнему чувствуя себя отвратительно. Когда колокола зазвонили к мессе во второй раз, он вылез из гамака и шагнул в предрассветную мглу, прислушиваясь к пению петуха. Голова все еще кружилась; его тошнило. Полковник вышел во двор и направился к уборной сквозь смутные запахи сырости и приглушенные звуки, характерные для сезона дождей. Внутри деревянной будки с цинковой крышей резко пахло аммиаком. Полковник откинул крышку, и из ямы тучей взлетели треугольные мухи.
Тревога оказалась ложной. Сидя на корточках на помосте из неструганых досок, полковник испытывал разочарование. Позыв сменился глухой болью в кишечнике.
– Сомневаться не приходится, – пробормотал он. – В октябре со мной всегда так. – И застыл на месте, доверчиво дожидаясь, когда утихомирятся грибы, разросшиеся у него в животе. Потом опять зашел в дом за петухом.
– Ночью ты снова метался в лихорадке, – сказала жена. Она начала наводить порядок в доме после недельного перерыва. Полковник силился вспомнить вчерашний день.
– Это не лихорадка, – солгал он. – Мне опять снилась паутина.
Как всегда после приступа, к жене вернулась ее неуемная энергия. За утро она успела все перевернуть в доме вверх дном и переставить все вещи, за исключением часов и картины с нимфой. Она была настолько миниатюрной и гибкой, что, когда перемещалась по дому в своих вельветовых тапочках и глухом черном платье, то казалось, будто она наделена способностью проникать сквозь стены. Но ближе к полудню она вновь обретала свой обычный вид и вес. В кровати ее почти не было заметно. Однако теперь, двигаясь между горшками с папоротниками и бегониями, она
– Если бы уже прошел год со дня смерти Агустина, я бы сейчас запела, – сказала она, помешивая ложкой в кастрюле, где варились нарезанные кусочками все разнообразнейшие плоды, какие только способна рождать эта тропическая земля.
– Если хочешь петь – пой, – сказал полковник. – Это полезно для желчного пузыря.
Врач пришел после обеда. Полковник с женой пили кофе на кухне, когда он распахнул входную дверь и крикнул:
– Ну что, больные, живы еще?
Полковник шагнул ему навстречу.
– Не радуйтесь, доктор. Я всегда говорил, что ваши часы спешат.
Женщина ушла в спальню готовиться к осмотру. Врач с полковником остались в гостиной. Несмотря на жару, полотняный костюм врача выглядел безупречно. Когда женщина сообщила, что готова, врач встал и протянул полковнику конверт с несколькими листками, сказав при этом:
– Во вчерашних газетах об этом – ни слова.
Полковник так и предполагал. Это была сводка последних событий в стране, отпечатанная на мимеографе и предназначавшаяся для нелегального распространения. Сообщения о вооруженном сопротивлении в центральных областях. Полковник был потрясен. Десять лет чтения запрещенной литературы так и не научили его тому, что самые поразительные новости еще впереди. Когда врач вернулся в гостиную, полковник уже все прочитал.
– Эта пациентка здоровее меня, – сказал врач. – С такой астмой я готов прожить сто лет.
Полковник хмуро посмотрел на него и, помолчав, протянул конверт, но врач его не принял.
– Передайте другим, – сказал он тихо.
Полковник убрал конверт в карман брюк.
– В один прекрасный день я умру, доктор, и захвачу вас с собой в ад, – сказала больная, вернувшись в гостиную. В ответ врач лишь молча продемонстрировал свои изумительные зубы и размашистым движением приставил к столу стул. Потом извлек из чемоданчика несколько пузырьков с бесплатными образцами новых лекарств. Женщина тем временем направилась на кухню.
– Подождите, я согрею вам кофе.
– Нет уж, большое спасибо, – сказал врач. – Я не позволю вам отравить меня.
Женщина в кухне засмеялась. Закончив заполнять бланки, врач зачитал рецепт вслух, так как знал, что никто не сможет разобрать его почерк. Полковник изо всех сил старался сосредоточиться. Вернувшись в гостиную, женщина поняла по лицу мужа, что минувшая ночь не прошла для него бесследно.
– Сегодня под утро его залихорадило, доктор. Почти два часа бредил о гражданской войне.
Полковник вздрогнул.
– Это не лихорадка, – упрямо стоял он на своем. – Кроме того, когда я почувствую, что мои дела действительно плохи, я не стану ни на кого рассчитывать. Сам себя выброшу на помойку.
И отправился в комнату за газетами.
– Спасибо за цветы, – сказал врач.
До площади они дошли вместе. Воздух стал сухим. Асфальт начал плавиться от жары. Прощаясь с врачом, полковник еле слышно, почти не раскрывая рта, спросил:
– Сколько мы вам должны, доктор?